Леди Сьюзан - Джейн Остин

Мы все восхитились благородным мужеством его ответа. Он продолжил:

– Сэр Эдвард был удивлен; он, наверное, никак не ожидал встретиться с таким решительным сопротивлением своей воле. «Где же, Эдвард, во имя чуда, – вопросил он, – ты подхватил эту бессмысленную тарабарщину? Подозреваю, ты изучал романы». Я с презрением отказался отвечать: это было бы ниже моего достоинства. Я оседлал своего коня и, сопровождаемый верным Вильямом, отправился в гости к тетушкам.

Дом моего отца находится в Бедфордшире, а тетушек – в Мидлсаксе[8], и хотя я тешу себя надеждой, что являюсь неплохим знатоком географии, не знаю, как так случилось, что я въехал в сей прекрасный дол, находящийся, похоже, в Южном Уэльсе, в тот момент, когда я должен был бы добраться до жилища тетушек.

Проблуждав некоторое время по берегам Уска и не зная, куда направиться, я стал клясть свою жестокую судьбу в самой горькой и душераздирающей манере. Уже стемнело, на небе не было ни единой звезды, которая могла бы направить мои стопы, и не представляю, что выпало бы на мою долю, не разгляди я наконец сквозь окружающий меня мрак далекий огонек, по мере приближения к которому я понял, что это веселое пламя вашего камина. Движимый сочетанием мучающих меня невзгод, а именно страха, холода и голода, я не колеблясь попросил приюта, который со временем и получил; а теперь, моя восхитительная Лаура, – продолжал он, беря меня за руку, – скажите, когда я могу надеяться на награду за тягостные страдания, преследовавшие меня на пути к моему воссоединению с вами, к коему я всегда стремился? Ах! Когда же вы вознаградите меня?

– В сию же секунду, дорогой и милый Эдвард, – ответила я. И нас тут же соединил узами брака мой отец, который хотя никогда и не принимал сана, но был воспитан в лоне Церкви[9]. Adieu.

Лаура.

Письмо седьмое – от Лауры к Марианне

Лишь несколько дней после нашего бракосочетания оставались мы в долине Уска. Выслушав нежные слова напутствия и попрощавшись с отцом, матерью и Изабель, я отправилась с Эдвардом к его тетушкам в Мидлсакс. Филиппа приняла нас, не скрывая любви к нам обоим. Мой приезд оказался для нее приятнейшим сюрпризом, поскольку она не только совершенно ничего не знала о моем браке с ее племянником, но даже никогда и не подозревала о существовании юного родственника.

Августа, сестра Эдварда, находилась у нее с визитом, когда мы прибыли. Я увидела, что она в точности отвечает описанию, предоставленному мне ее братом, – она действительно была среднего роста. Августа приняла меня с таким же удивлением, хоть и не с такой же сердечностью, как Филиппа. В оказанном ею приеме сквозили неприятная холодность и отталкивающая сдержанность, что было одновременно и огорчительно, и неожиданно. В ее манерах и обращении ко мне, когда мы впервые встретились, я не заметила ни малейшего проявления пикантной чувствительности или любезного участия, кои должны были бы сопровождать наше знакомство. Речь ее не была ни душевной, ни ласковой, выражения почтения нельзя назвать ни вдохновенными, ни сердечными; руки ее не были открыты для того, чтобы прижать меня к сердцу, хотя мои были распахнуты, дабы привлечь ее к своей груди.

Короткая беседа между Августой и ее братом, случайно мною услышанная, усилила мою антипатию к ней и убедила меня в том, что сердце ее не было создано ни для нежных уз любви, ни для милых дружеских связей.

– Неужели ты думаешь, что отец смирится с таким опрометчивым союзом? – спросила Августа.

– Августа, – ответил мой благородный юноша, – я полагал, ты обо мне лучшего мнения и потому не решишь, что я стану малодушно унижаться, и не сочтешь, будто согласие отца с какими-либо моими действиями может иметь для меня значение или даже представлять интерес. Скажи, Августа, скажи честно: бывало ли хоть раз, чтобы я осведомлялся о его расположении или следовал его советам с тех пор, как мне исполнилось пятнадцать?

– Эдвард, – ответила она, – ты, несомненно, чересчур скромен в похвале самому себе. С тех пор как тебе исполнилось пятнадцать! Мой дорогой брат, с тех пор, как тебе исполнилось пять лет, я не припомню ни единого случая, когда бы ты вел себя к удовольствию своего отца. Но все же я не лишена опасений, что вскоре тебе придется унизиться в собственных глазах и искать поддержки в щедрости сэра Эдварда.

– Никогда, никогда, Августа, я так не уроню себя! – воскликнул Эдвард. – Поддержка! Какая такая поддержка может понадобиться Лауре, которую она сможет получить от него?

– Лишь чрезвычайно незначительная, касающаяся еды и питья, – ответила она.

– Еды и питья! – повторил мой супруг в отменно благородной и презрительной манере. – Неужели ты считаешь, что для возвышенного ума (такого, как у моей Лауры) нельзя найти иной поддержки, кроме включающей недостойное и примитивное использование еды и питья?

– Насколько мне известно, никакой столь же действенной, – возразила Августа.

– Неужели же ты никогда не испытывала сладостных мук любви, Августа? – спросил ее мой Эдвард. – Неужели твоему низменному и испорченному нёбу кажется невозможным существовать, питаясь одной лишь любовью? Неужели ты не способна постичь роскошь жизни в невзгодах, которые может навлечь на тебя бедность, рядом с предметом своей нежнейшей привязанности?

– Ты слишком смешон, – заявила Августа, – чтобы с тобой спорить; впрочем, вероятно, с течением времени тебя можно будет убедить в том, что…

Здесь я оказалась лишена возможности дослушать оставшуюся часть ее речи, поскольку появилась весьма статная молодая женщина, и ее провели в комнату, у двери которой я стояла и слушала. Как только ее объявили как леди Доротею, я немедленно покинула свой пост и последовала за ней в гостиную, поскольку прекрасно помнила, что именно так звали даму, предложенную моему Эдварду в качестве супруги жестоким и неумолимым баронетом.

Хотя леди Доротея формально наносила визит Филиппе и Августе, у меня все же были причины полагать, что (после того как она узнала о браке и приезде Эдварда) главным мотивом ее прихода было желание увидеть меня.

Вскоре я подметила, что хотя наружность ее была мила и элегантна, а обращение непринужденно и вежливо, леди Доротея принадлежала к тому низшему роду существ в отношении деликатности чувств, тонкости восприятия и нежности эмоций, к каковому относилась и Августа.

Пробыла леди Доротея не долее получаса и в течение своего визита не поведала мне ни одного своего тайного помысла и не попросила меня поверить ей ни один из моих. Таким образом, дорогая Марианна, ты можешь легко представить себе, что я не испытывала к леди Доротее ни пылкой любви, ни искренней привязанности. Adieu.

Лаура.

Письмо восьмое – от Лауры к Марианне, в продолжение

Не успела леди Доротея оставить нас, как объявили о прибытии еще одного визитера, не менее нежданного, чем ее светлость. Им оказался сэр Эдвард, который, будучи проинформирован Августой о бракосочетании его сына, приехал, несомненно, с целью осыпать его упреками за то, что тот осмелился связать свою судьбу с моей без ведома отца. Но Эдвард, предвидя его намерения, проявил настоящее мужество: приблизился к нему, как только тот вошел в комнату, и обратился в следующей манере: «Сэр Эдвард, мне известна причина вашего визита – вы прибыли с намерением упрекать меня за вступление в неразрушимый брак с моей Лаурой без вашего согласия. Но сэр, предметом величайшей гордости считаю я то, что вызвал неудовольствие своего отца!»