Легкое дыхание - Иван Бунин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Благодарю, господа, я чувствую себя слишкомутомленным, — отнекивался Сергей Львович, продолжая пародировать гласных.Но тут поднялся такой шум и крик, что отказываться стало невозможно.
— Просим! — крикнул Турбин уже после всех.
— Давненько я не брал в руки шашек, — говорилСергей Львович, кряхтя и усаживаясь за рояль.
— Сергей Львович! Вебера! — крикнул член суда.Сергей Львович поднял брови и подумал.
— Нет, — сказал он с улыбкой, — попробуемблеснуть техникой. Ну-ка…
— Тарантелла… — шепнул флотский офицер. —Николая Рубинштейна.
Член суда утвердительно кивнул головой.
Из медленных, в которых сказывалась хитрая, сдержаннаяудаль, звуки быстро превратились в шумные, быстрые и затрепетали в каком-тодиком восторге. Возгласы одобрения поминутно заглушали их. Казалось, что, еслибы танец не кончился, можно было бы задохнуться от напряжения… Турбин хохоталнервным смехом.
— Вот это так так, — бормотал он в восторге.
— А теперь, — крикнул Линтварев, —гроссфатер!
Под церемонные звуки старинной музыки дамы во главе схозяином и членом суда начали комически двигаться, раскланиваться, носпутались, перемешались и со смехом остановились.
— Ну, лянсье! — взывал хозяин.
— Не выйдет!
— Выйдет!
Турбин тоже порывался танцевать и быстро оглядывался кругом.
— Сергей Львович! — вдруг завопил он. —Пожалуйста!.. ту, веселую…
— Тарантеллу?
— Да, да!
Сергей Львович мельком взглянул на него и ударил поклавишам. И не успели опомниться гости и хозяин, как произошло нечто дикое: неслушая музыки, без всякого такта, Турбин вдруг зашаркал ногами, потом всебыстрее, быстрее пошел мелкой дробью и вдруг стукнул в паркет, подпрыгнул ипустил руки между ногами, словно разрубил что-то со всего размаха.
— Браво! — крикнул кто-то насмешливо. — Бис!
И под разрастающиеся звуки Турбин охотно побежал назад,заплетая и размахивая ногами как веслами, хотел еще раз стукнуть в пол — ивдруг замер: в двух шагах от него стоял отец Линтварева! Шаркая и подаваясьвперед, он поторопился из маленькой гостиной, где играл в карты, на шум в зале.Увидев пляску, он с изумлением поднял свою седую большую голову и, приложив кпереносице пенсне, глядел прямо в лицо Турбину остановившимися глазами.
Турбин качнулся в сторону и с жалкой улыбкой махнул рукой.Доктор быстро подошел к нему.
— Пойдемте, батенька, домой, — сказал он емустрого.
— Нет, чего же? — ответил Турбин. — Я еще нехочу.
Лицо его было бледно, холодный пот крупными каплями покрываллоб.
— Нельзя, нельзя, — повторил доктор еще строже и,взяв его под руку, повел в переднюю.
Турбин, приплясывая, покорно пошел…
XVII
Спал или не спал он, добравшись домой? До головокруженияживы и беспокойны были сновидения. Казалось, что он все еще в гостях: людидвигались, перетасовывались, проходили перед ним как в пантомиме, и он сам вовсем участвовал и чувствовал, что все выходит хорошо и ловко, хотя и беспокоитчто-то, спутывает все. Турбин старался вспомнить, что же это мешает, и никак немог, и мучился, осаждаемый сновидениями. Истомленный до последней степени, оннаконец открыл глаза. Дневной свет сразу отрезвил его, — стыд, жгучий стыддо слез, до физической боли пронзил его душу. Он стиснул зубы, крепко прижалголову к подушке.
Вдруг он вскочил. Он решился переломить себя, задавить всеэти воспоминания. Он поспешно одевался, убирал комнату. В ногах была слабость,но голова не болела. Он старался делать все как можно правильнее и серьезнее. Ив то же время беспокойно выискивал оправдания себе…
Отворилась дверь.
— Самовар-то ставить, что ль? — спросил Павел.
— А почему же не ставить? — хрипло крикнул Турбин.
— Да то-то, мол, надо ли?
Турбин отвернулся и еще крепче стиснул зубы. Павел помолчал,потом вдруг лукаво заглянул Турбину в глаза и, с просиявшим лицом, быстрымшепотом спросил:
— Ай слетать к Ивану Филимонычу?
— Это зачем?
— За похмелочкой? А?
— Убирайся ты от меня к шуту со своими бессмысленнымиглупостями! — закричал Турбин, багровея от злобы.
После чая он лежал на кровати и с глухой яростью придумывалсамые оскорбительные фразы, которые, вероятно, посыпались по его адресу, кактолько он вышел, в доме Линтварева. А на селе! С какими глазами показатьсятеперь на село?
Однако он заставил себя одеться и пошел к дьячку обедать.«Знают или нет?» — думал он, боязливо глядя на заводскую сторону.
Около лавки он постарался идти как можно медленнее.
— С праздником, Иван Филимоныч! — сказал он, увидялавочника, стоявшего около саней с ящиком водки.
Лавочник считал бутылки, передавая их в лавку мальчику, иответил учтиво и поспешно:
— И вас также! Милости просим.
— Постараюсь.
— Николай Нилыч теперь загордел, — вдруг раздалсяголос лавочницы с крыльца.
Она смотрела на Турбина насмешливо-пристально. Лавочниквдруг обернулся к ней с строгим взглядом, и по одному этому взгляду Турбинпонял, что все известно, все… и с замирающим сердцем поспешил скрыться в избедьячка.
Обед прошел спокойно. Но, когда Турбин уже поднялся из-застола, дьячок, глядя в сторону, сказал так, словно продолжал давно начатыйразговор:
— И совсем не стоило туда ходить. И батюшка то жеговорит, и Иван Филимоныч.
Турбина словно ударили по голове.
— Куда это? — через силу спросил он.
— Если, гырт, — продолжал дьячокуныло-невозмутимым тоном, — если, гырт, съесть-спить, так и у меня был бысыт, не попрекнул бы куском… Да и правда: не нам с вами бывать у таких персон!
— Ну, да я… я, отец Алексей, кажется, сам не маленький…
Дьячок только вздохнул. Дрожащими руками Турбин нашел скобкуи хлопнул дверью.
— И прекрасно! И прекрасно! — с злобной радостьюпохохатывал он, почти бегом взбираясь на гору.
XVIII
— Дома? — раздался в передней голос Слепушкина,как только Турбин вошел к себе и, скинув пальто, упал на постель.
Павел отвечал что-то торопливым шепотом.
— Ну, ну, не надо; не буди… бог с ним.
Дверь хлопнула, все стихло. Турбин лежал без движения…
— Поздравляю! — раздался вдруг крик КондратаСеменыча, со смехом ввалившегося в комнату. — Ты, говорят, черт знаеткаких штук там натворил? Какой это ты танец своего изобретения плясал?