Утро роз - Кара Колтер

— Впрочем, — добавил Рэнд, — впускать к себе других у меня так и так получалось неважно.

А потом рассказал о своем последнем задании — внедриться в предполагаемое гнездо террористов, деревню на другом конце земного шара. По легенде он был учителем от одной организации международной помощи. Рассказал Рэнд и о том, как буквально влюбился в благородных людей и их древнюю культуру, мучаясь от необходимости вести двойную жизнь.

— Я нашел себя. Нашел место, где нужен. Мне нравилось учить. Те люди стремились учиться и желали того же, что и другие, — более достойной жизни для своих детей. Те дни можно назвать лучшими в моей жизни. — Некоторое время он молчал, вспоминая, и был благодарен Челси, не торопившей его. — Оказаться под подозрением стало почти облегчением.

Его бросили в тюрьму, где он провел без суда восемь месяцев, что, учитывая суровость тамошних законов, можно считать везением.

— Ирония в том, что я узнал людей так, как не думал даже узнать. У моего товарища по камере был другой цвет кожи, иная религия, язык. Но Рафик стал мне роднее брата. В месте, изначально отвергающем возможность смеяться, мы смеялись… И выжили благодаря друг другу. А потом этот взрыв, устроенный специальной группой, посланной за мной. Я едва выжил. — Он дотронулся до шрамов на лице. — А Рафик не сумел…

Они помолчали.

— После я был в очень плохой форме, и не только физически. Я погрузился во мрак, который не могу и не хочу тебе описывать.

Ее рука сжала его плечо — прикосновение сродни глотку прохладной воды после долгого перехода по пустыне.

— Когда Кэм связался со мной относительно этой работы, сначала я сказал «нет». Но он настаивал, и я понял, что мне бросают спасательный канат, дают способ выбраться из мрака. Я подумал, что работа будет приятной и легкой, совершенно не напоминающей о мире, который я знаю.

— И?.. — спросила она хрипло.

— И она действительно оказалась совсем другой. Но приятной и легкой? — Он фыркнул. — Тому, кто с тобой связался, мало не покажется.

Оба затаили дыхание. Она пересела ближе и взяла его лицо в ладони. Провела пальцами по шрамам.

— Ты такой красивый…

— Как ты можешь трогать шрамы и говорить нечто столь абсурдное?

— С первой же минуты, как я увидела тебя, я не видела шрамов. А только силу.

— Прекрати, Челси!

— Не хочу. — Ее губы нашли его изуродованную щеку, коснулись ее.

Он обхватил ее запястья и отодвинул от себя, но понадобилась вся его сила воли, чтобы отказаться от предложения ее рук, ее глаз и ее губ.

— Я не могу допустить этого здесь, — произнес Рэнд с усилием. — Ты знаешь, что не могу.

Она посмотрела ему в глаза, потом нехотя кивнула.

— Знаю. Ты перестал бы быть собой. Но ты не лишишь меня остального?

— Не знаю, о чем ты, — пробормотал он, хотя отлично знал.

— Зато я знаю — с твоей стороны было бы неэтично воспользоваться ситуацией… в смысле физических отношений. Я понимаю.

— Вот и хорошо, — прохрипел он.

— Но ты не лишишь меня остального? Будешь смеяться со мной? Захочешь узнать меня? Услышать мои секреты?

— Челси…

— Если ты скажешь «нет», ты уволен.

— Опять? Слушай, если в Голливуде откроется вакансия комика, ты могла бы…

— Не пытайся острить. Я серьезно.

— Знаю. Это меня и пугает.

— Ха! Тебя ничего в жизни не пугает, Рэнд Пибоди.

— Кроме этого. — Рэнд обнаружил, что силы наконец покинули его. И вместо отказа сказал: — Расскажи мне о своих секретах. — Он действительно хотел их узнать. Это была сделка. Секрет за секрет. — Дай мне что-нибудь, что я смогу забрать с собой, когда уйду. Ту часть тебя, которой ни у кого больше нет.

Услышала ли она самое главное? Что он уйдет?

Со стоном она подалась к нему.

— Не эту часть тебя, — тихо сказал Рэнд.

— Ладно. Ты помнишь того молодого человека, с которым мы обедали? Броди?

Он кивнул.

— Это была я. Если б не отец, я, вероятно, была бы именно такой, как он, — бездомной, умоляющей о еде и работе.

— Почему?

— Он сказал, что никогда не учился читать. А у меня… у меня дислексия. Ты знаешь, что это такое? Неспособность к обучению.

— Понимаю…

— Большими трудами меня научили читать и писать. Плохо. Довольствия мне тут не получить. Я даже не смогла бы читать вслух тете. Разбирала бы по слогам. Если б не статус семьи, я была бы такой же, как Броди.

— Ох, Челси!

— Не смей меня жалеть!

— С чего ты взяла, что я тебя жалею?

— Потому что я глупа. Вот мой самый большой секрет. Я дура. — Слезы потекли снова, и она прикрыла лицо руками.

Он бережно отвел руки в сторону.

— Читать. Писать. Разве это секрет? То, что ты не можешь делать. Главный твой секрет, причем от тебя же самой, — то, что ты можешь.

Она смотрела, словно готова была раствориться в нем, словно целую жизнь ждала этих слов. И ему хотелось продлить мгновение навеки, сохранить его, забрав с собой, когда он уйдет. Но вместо этого он резко встал.

— Думаю, пора кормить кур. Ты идешь?

По ее лицу пробежала тень сожаления. Ей тоже хотелось продлить то мгновение вечно. Но она сбросила наваждение и улыбнулась ему.

— Только если ты пообещаешь ругать их на арабском.

Челси откинула голову назад, наслаждаясь падающими на лицо солнечными лучами. Она свободна! Впервые в жизни она рассказала всю правду о себе. А присутствие Рэнда, его вера в то, что главный ее секрет не в ее недостатках, а в ее способностях, буквально окрылили ее.

И все-таки она болезненно сознавала, насколько ее жизнь могла бы походить на жизнь Броди. Или Бертона.

Бертон убирал территорию у дома, где находилась ее квартира в Калифорнии, и она всегда старалась дружески поддержать его, полагая, что радостей у него мало. Правда, последние несколько недель Челси начала его избегать. Он почему-то вечно оказывался поблизости, глазел на нее, просил о небольших одолжениях: автографе, фотографии для мамы, каком-нибудь сувенире для младшей сестры.

Сейчас она чувствовала свою вину перед ним. Ей даже показалось, что она видела его на кухне, где раздавали бесплатный суп. Конечно, то был не он. Но человек, очень похожий.

Она обернулась на Рэнда. Лицо его разгладилось, а плечи не казались такими напряженными, как обычно. Словно с них свалилась тяжесть. Ей захотелось подойти и обнять его, и никогда не выпускать.

Но это против правил.

— Знаешь, что я хочу сделать, после того как мы разделаемся с курами? — спросила она его.