Солги со мной - Сабин Дюран

Эндрю поднял глаза от книги.

– Моя любящая жена! Образчик верности!

Она сказала, что приготовила обед и даже уговорила Фрэнка и Арчи накрыть на стол.

– Луис помогал? – спросила Элис.

– Ему было жарко, он устал.

– Где он?

– В доме.

– Играет на компьютере?

– Кажется, да.

Женщины как-то тяжело, болезненно переглянулись. Я смутно сознавал, что Луис становится серьезной проблемой. Элис покачала головой, Тина сочувственно улыбнулась. Заметив это, Эндрю встал.

– Слушайте, – произнес он, подходя, – я с ним поговорю. Разберемся.

Он сел на корточки перед Элис и посмотрел ей в глаза. Фу! Напыщенный индюк! Какая надменность! Кто он такой, чтобы строить из себя папочку для ее детей?

На ум пришла забавная присказка жены Майкла.

– Закон сохранения тоски.

– В смысле? – переспросила Элис, поднимая глаза.

– Кто-то в семье обязательно должен быть в дурном настроении. Чтобы жизнь малиной не казалась.

Элис хохотнула.

– Остроумно! – Встала, аккуратно обошла Эндрю и обняла меня. – Закон сохранения тоски… Здорово!

– Родители счастливы ровно настолько, насколько счастлив их самый несчастный ребенок, – заметила Тина.

– Да, – согласилась Элис. – В моем случае это всегда Луис.

Эндрю встал с корточек и неуклюже потер ей плечо – то ли похлопал, то ли помассировал.

Тина по-прежнему улыбалась, словно его поведение и жесты ее не трогают.

– Ну что, народ, – заявила она, – обедать! Пол, ты, наверное, умираешь с голоду? В самолетах теперь не кормят.

– Вола бы съел!

Мы подошли к ступенькам, и она сжала мне руку.

– Я рада, что ты приехал.

– Глоток свежего воздуха?

– Может быть. А может, мне нравится твое общество.

Обедали в тени за длинным столом. Тина приготовила салат из помидоров, лука и оливок. Разложила по тарелкам сыр и лепешки со шпинатом из булочной в Тригаки. Не то чтобы очень вкусно (при всех своих чудесных качествах повар она была неважный), зато представилась отличная возможность оценить настроение группы. Эндрю уселся во главе стола. Он явно вжился в роль главы клана и, по собственному выражению, «выстраивал войска в боевой порядок», указывая, кому где сидеть. Тину с Элис поместил по обеим сторонам от себя, как весталок. С досады я чуть не удалился в дальний угол, но Элис похлопала рядом с собой. Она поставила ноги на перекладину моего стула, а руку положила мне на бедро. Подняла бокал и произнесла тост:

– За Пола! За то, что наконец он получит то, что заслужил!

Я не мог сдержать улыбки. Хотелось сказать Эндрю: «Что, съел? Подавись моими шортами!»

Несмотря на красоту пейзажа, атмосфера за столом царила нервная. Семейная жизнь. В моем представлении – сущий ад. Или как там сказала Энн… Может, она в чем-то и права. Все были на взводе. На нас шли в атаку насекомые – крошечные черные муравьи строем маршировали к каждой крошке, крупные рыжие взбирались по ножкам стульев. И осы. Кто бы мог подумать, что в Греции столько ос! Девчонки дулись, не хотели есть, ковырялись в телефонах или вскакивали с истерическим криком «чертов шершень!» Младших ребят, Фрэнка и Арчи, отчитали за то, что они швырялись оливками. Бледные, тщедушные в ярких пляжных шортах, с выпирающими костями и льющейся через край энергией, оба без конца спрашивали, что мы будем делать после обеда. А на пляж можно? А виндсерфинг? А в аквапарк Элунды?

– Бога ради, уймитесь! – в конце концов не выдержала Тина. – Сколько можно говорить о том, что дальше!

Но сильнее всего обстановку накалял Луис. В последнее время он резко раздался. Как бывает с подростками, его челюсть неожиданно выдвинулась вперед, лоб стал массивнее. Он сидел напротив Эндрю и запихивал еду в рот, держа вилку в левой руке. На нем были черные тренировочные штаны и черная же толстовка с капюшоном, которую он отказывался снять. Я знал, что Элис беспокоится – в школе жаловались, что он третирует одноклассников. Возможно, мне следует проявить большую озабоченность, помочь как-нибудь…

– Почему нельзя пиво? – ворчал он. – Он уже третью бутылку глушит!

Элис рассмеялась.

– Пол взрослый! Вечером можешь выпить. Но не за обедом.

Луис закатил глаза.

– Бред какой-то! Твои чокнутые правила! Сама не соображаешь, что несешь.

– Не разговаривай так с матерью! – напыщенно произнес Эндрю.

Луис бросил на него свирепый взгляд, резко отодвинул стул и ушел в дом.

– Если хочешь, я его верну, – предложил Эндрю.

– Сама не знаю… – Элис колебалась, то ли извиняясь, то ли желая оправдать сына.

– Снова засел за приставку.

– Знаю. Господи боже мой… – Она посмотрела через плечо, отвернулась от Эндрю. – Он очень… Я знаю, он груб…

– Переходный возраст, – вставил я. – Вечно твердят, что школа – самое счастливое время, но, когда тебе шестнадцать…

– Спасибо, – тихо ответила Элис, снова садясь прямо.

Конечно, я считал Луиса скотиной, но с радостью вступился за него, чтобы поставить Эндрю на место.

– Вспомни, – снова начал я, поворачиваясь к нему с лицемерной улыбкой, – как в это время трясет! Все не по тебе! Гормоны бушуют, а деть их некуда.

– Да, – отозвался он. – Наверное.

– Становится намного легче, – добавил я, – когда находишь им выход.

– Выход?

– Секс. Вот что надо Луису! И чем скорее, тем лучше!

После обеда Элис ушла в нашу комнату отдохнуть. Я хотел присоединиться, но сначала помог Тине с посудой, а потом наскоро покурил в дальнем углу террасы на индийской скамье. Стояла тишина. Ласточки то и дело взмывали из гнезда в кровельном желобе. Сонм маленьких белых бабочек нарушал покой герани, вереница муравьев тянулась к половинке мертвого жука. Меня охватила странная тревога. За обедом я сказал кое-что к месту, а кое-что – зря. Оказалось гораздо сложнее, чем я предполагал. Я, неожиданно для самого себя, принимал все близко к сердцу и от этого еще больше запутывался. Не покидало скверное чувство, будто я не совсем я.

Когда вошел, Элис читала на кровати «Великого Гэтсби» и рассеянно поглаживала шею. Большие ставни были закрыты, но она распахнула маленькое окно сбоку, и на ее подушку косо падал треугольник солнечного света. В комнате стояла страшная духота. В густом воздухе висел аромат жасмина и айвы. Голые ноги и руки Элис бледнели на фоне шелковистого серого покрывала.

– О, не сейчас, – простонала она, когда я нырнул под москитную сетку и притянул ее к себе. – Так жарко! Ну правда же!