Целовать Бога в губы. Книга первая. Ника Шестикрылый Серафим - Николас Мваники

другу и никому больше. Без друг друга и целого мира мало, а когда вместе, то – пусть весь мир подождет!

Понимаешь?!

Но может в жизни есть выбор – или только секс или только возвышенные переживания. Я – не знаю.

А может это мой глупый идеализм. Или идиотизм.

Ника вздохнула.

– А я хочу, чтобы он взял за меня ответственность, взял меня в жены. А так, как я понимаю, что он просто использует меня, мою любовь к нему. И я ушла. Хлопнула дверью. Порвала отношения. Но когда ему нужен секс, он приходит, и я не могу ему отказать. Я его всегда хочу. И это ужасно, но поделать с этим нестерпимым влечением к нему, я ничего не могу и не хочу. О, как мне сладостно с ним и только с ним. Иногда мне самой становится страшно, когда я думаю, кого или что я больше люблю – его самого или его член. Мне очень нравится его член.

– Э… Ника, мне это не понять. Я не люблю члены, да и с мужчинами я не очень лажу, – было начал я, но Ника продолжала.

– А сейчас Алекса нет, давно не появлялся. Его нет, а когда я думаю о нём, у меня там всё внизу становится горячо и влажно. И я хочу нарожать ему много детей.

И вообще…

А он вообще ничего не хочет от меня. Только секс.

У меня уже могут наклёвываться прекрасные личные отношения и намерениями создать семью. И вот уже почти звучит вальс Мендельсона, но приходит он и забирает меня. Я убегаю к нему. И он меня имеет неистово, по-всякому и несколько суток. Я всё всегда честно рассказываю своим женихам, и возлюбленным, и они уходят от меня. И он уходит. Нагадил, испортил всё, осквернил, разрушил мои отношения и ушёл. Он всё время чувствует, когда у меня любовь и серьёзные отношения с кем-то. Он всегда приходит, как раз в тот момент, когда дело к росписи. Когда я должна вот-вот выйти замуж. А я не могу ему отказать. Я как под гипнозом. И он меня берёт и всё ломается в моей жизни. И я больше не хочу любви и замуж не хочу, потому что он придёт снова и всё порушит.

Но я как дура, до сих пор, звоню ему, говорю обычное – «Привет! Как дела? У меня всё тоже хорошо, так же работа, дом и отдых иногда!»

И я думаю о себе, как о маленьком Купидоне соединяющим сердца, но который всегда остается без собственного счастья.

Который создаёт любовь, но сам не может её найти, который так несчастен в этом мире, поэтому и ненавидит эту любовь и все эти сантименты.

Может за эту мою боль, мне простят все мои грехи, и после своей смерти я не буду вариться в котле с чёртиками?!

Хотелось бы прыгать по облакам вместе с ангелами, как на батуте, радоваться жизни и играть на радуге, как на арфе!

А сейчас я вижу, как маленький Купидон превращается в убийцу! В жестокого, надменного убийцу, который уже растлил, убил маленькую чистую прекрасную девочку, мечтающую о настоящей любви. Он убийца и монстр. И скоро, очень скоро, этот монстр убьет и в тебе всё то лучшее, что ты обо мне думаешь.

Я посмотрел с удивлением, а Ника продолжала.

– Сейчас я вспомнила о том, как я в детстве хотела покончить жизнь самоубийством. Помню, как держала нож в районе живота. Этим ножом мы обычно резали хлеб, а тогда я хотела порезать себя, вскрыть себе живот, как самурай делает себе харакири. Вывалить на кухонный стол все свои кишки. Я подумала: мы же все едим мясо, и чем мои кишки хуже, например, кишок телёночка. А?! Вот вам мои кишки – жрите на здоровье!

Мне тяжело об этом вспоминать и никому кроме тебя я это ещё не рассказывала.

Думаю, я была не самым лучшим ребёнком, да и сейчас живу не так как бы стоило, но я не хочу жить правильно, нет, даже не так – я не хочу жить так, как я не хочу.

Сейчас многое вспомнилось. Школа как скотобойня. Ненавижу её. Вечные издёвки, драки, придуманные обязательства. Здесь я стала жестокой. Хотя до старших классов была отличницей, а потом съехала на двойки и тройки и еле-еле закончила школу.

Теперь я больше глянец, чем человек. Обложка. Оболочка без души. Лицемерие. И во мне живет много личностей и мне иногда становиться страшно. Я их вижу в зеркале. Ты можешь себе представить – смотришься в зеркало, а видишь десятки отвратительных рож. Не люблю зеркала, хотя у меня в комнате их много. Разные. Большие. Маленькие. Всякие.

И ещё я зазнавшаяся самовлюбленная девушка, считающая свою красоту чем-то неземным и верующая не в Бога, а в то, что я такая одна во всей вселенной и может у меня много моих форм, которые живут ещё и в других мирах.

Вот я такая. И вот моё понимание счастья. Ну как Николас, ты доволен?

– Я чувствую себя в полной жопе! – ответил я.

– Доел? Мы сейчас выходим, и нас ждёт серьезный разговор. Я думаю, я тебя размяла перед стартом, и ты готов к труду и обороне! – улыбнулась мне в ответ Ника. –       Да вытирай ты скорее свой рот и пошли, держи – по дороге допьешь свой лимонад.

И Ника меня почти потащила из пиццерии. В знак прощанья и благодарности за прекрасную пиццу я помахал рукой поварятам-пекарятам, но они со мной не попрощались, они уже не видели меня, а доставали из печи какие-то пышущие жаром вкусняшки, и им было явно не до меня.

Глава 14

Мы с Никой вышли из пиццерии, прошлись по шумному, сверкающему современной архитектурой проспекту, дошли до сквера с маленьким фонтаном и с играющими в песочницах детьми. Вокруг на скамейках сидели родители, но одна скамья была поодаль и пуста – мы пошли к ней. Теперь мы сытые и даже немного счастливые. Есть что-то сокровенное в совместном принятии пищи. Когда люди кушают вместе, то они, как бы становятся родными, друзьями, соратниками. Это как истина. Истина – есть тебе на! Смешно, как в этом мире всё мудро и взаимосвязано!

Вот и скамеечка в укромном месте вдали от больших шумных дорог и улиц. Место для уединения и, можно сказать, медитации. И в нашем, с Никой случае, совместной групповой медитации.

Мы сели. Вздохнули и выдохнули.

– Николас, давай