Линия сердца - Марина Александровна Снежная

глаза уловила приближающиеся по дороге желтоватые огни. Сорвалась с места и понеслась навстречу показавшейся машине. Пронзительный сигнал клаксона слился с визгом тормозящих колес. Боль пронзила тело. Грудь словно вмяло в позвоночник. Пролетели вспышки звезд перед глазами, и я застыла в невесомости. Глухой удар. Падая, звонко стукнулась затылком обо что-то твердое. По телу растеклась свинцовая тяжесть. В голове – гул колоколов. К горлу подкатила волна тошноты. Сознание ускользало. Странно, боли нет. Яркие огни то слепят, то гаснут. Размытое очертание лица склонившегося надо мной мужчины. Звуки истончаются и исчезают совсем. Темнота…

Глава 12

Очнулась я от монотонного звука работающего телевизора. Открыла глаза, рассчитывая, что увижу привычные стены нашей с Димой квартиры, и все произошедшее окажется страшным сном. Скупое убранство больничной палаты. На постели напротив – пожилая женщина, вяжущая носок.

– Очнулась, дочка? Ну, слава богу.

– Я в больнице? Что со мной?

– Да говорят, авария. Тебя пару часов назад привезли. Сказали, что ты в рубашке родилась. Пара ребер сломано и все. А от такого удара могла и вовсе… – женщина не договорила.

Только сейчас почувствовала тупую ноющую боль в животе. Наверное, она не такая сильная из-за того, что меня накачали чем-то. Все тело вялое, голова плохо соображает. Я все же заставила себя собраться с мыслями.

– Где здесь можно позвонить?

– У дежурной медсестры есть телефон. Только тебе вставать нельзя.

– Я должна позвонить мужу.

По спине пробежал холодок. Пол на свободе. Ему не составит труда отыскать меня здесь, а в таком состоянии я вряд ли что-то смогу сделать. Скорее всего, он не станет похищать меня, а просто убьет, как нежеланную свидетельницу. И Дима все еще в опасности. Неудача со мной может заставить Пола и Монику переключиться на него.

– Мне нужно позвонить…

Я попыталась встать с постели, тут же охнула от резкой боли и упала обратно. Проклятье. Совсем беспомощная. Хотя в самолетах вроде бы запрещено говорить по мобильникам. Дима все равно не ответит. Что же делать? Тупо уставилась на экран маленького телевизора, стоявшего на тумбочке возле кровати соседки по палате. Там мелькали кадры очередной тупой рекламы йогурта. Потом появилась заставка латиноамериканского сериала. Женщина оживилась, отложила носок и сделала громче. Я поморщилась. Терпеть не могу такие сериалы. Закрыла глаза, погружаясь в собственные мысли. Представляла себе Диму, попивающего сейчас напитки в салоне первого класса. Он ведь ни о чем не подозревает…

– Ну вот, новостями прервали! – раздался недовольный голос соседки.

Открыла глаза и снова взглянула на экран. Там, действительно, передавали экстренный выпуск новостей. Замелькали кадры из аэропорта. Неясное предчувствие заставило сердце бешено заколотиться.

– Прерываем программу телепередач экстренным выпуском. Сегодня в 17.00 в воздухе взорвался самолет, следующий рейсом Ильинск – Нью-Йорк. Стало известно, что выживших в этой трагедии нет. Причину пока не удалось установить.

Показали догорающие обломки самолета, мечущихся по взлетной полосе спасателей и милиционеров. Весь остальной мир перестал существовать. Я задыхалась, горло опалило жаром, словно сама находилась в горящем самолете.

– Дима! Дима-а! Дима… – я кричала до тех пор, пока в палату не вбежали несколько медсестер и врач.

Металась на постели, сжимая руками простыню. По-звериному, нечеловечески выла. Мне было сейчас плевать, как я выгляжу, и что подумают все эти люди. Кто-то резко ударил меня по щеке. Замолчала и посмотрела во встревоженное лицо мужчины-врача. Затряслась. Холодный пот смешивался со слезами. Зубы выстукивали барабанную дробь.

– Что с вами? – участливо спросил врач.

– Мой муж… – я едва узнала собственный голос. – Он летел тем рейсом…

Соседка по комнате охнула и затараторила:

– Господи! Только что передавали. Самолет взорвался. Сказали, никто не выжил.

Медсестры выражали соболезнования, врач уговаривал принять успокоительное. Я почти не понимала их. Словно мы оказались по разные стороны: их мир прежний, уютный и понятный, мой же – страшный и пустой.

С ужасом поняла: не зря я так боялась первого марта. Все произошло именно так, как и предсказывала Димина бабушка. И я – не та женщина, которая могла бы спасти его. Как же больно! Это я во всем виновата. Если бы не я, Дима бы продолжал искать ту самую, единственную, идеальную…

Лучше бы так и подохла в парке, околела, как собака.

Дима… Он вставал перед глазами, как живой. С грустными и полными надежды глазами, с красивой улыбкой, смягчающей суровые черты. Я никогда больше не почувствую его прикосновений, не услышу теплого бархатного голоса. Соседка по палате села рядом и обняла, утешая, как маленькую. Я уткнулась в ее плечо и рыдала, не в силах остановиться. Ну почему я не умерла сегодня? Тогда мы сейчас снова были бы вместе! На небесах…

Смущенное покашливание у двери.

– Простите, мне сказали, что в этой палате находится Людмила Валенская.

Бред… Горячечный бред. Или я с ума сошла! Отпрянула от соседки, устремила округлившиеся глаза на дверь. Тут же заорала, снова перепугав всех присутствующих. Не обращая внимания на дикую боль в сломанных ребрах, соскочила с кровати и бросилась к стоящему на пороге мужчине.

Дима. Живой и здоровый! Он подхватил меня в объятия. Я тут же обмякла, лишившись остатков сил, и он подхватил меня на руки. Прошел по палате и бережно положил на кровать. Я тут же вцепилась в его пиджак, заставив сесть рядом.

– Димочка, как?.. – глотая слезы, лепетала я. – Я чуть с ума не сошла… Как же это?

Дима недоуменно переводил взгляд с меня на присутствующих. Врач, справившись с замешательством, наконец, объяснил ему все:

– Только что показывали репортаж о том, что самолет, на котором вы вроде как летели, разбился.

Глаза Димы расширились. Он судорожно дернул воротник рубашки.

– Так вот, что имела в виду бабушка… Если бы не ты, сейчас я был бы мертв.

– Не понимаю… – Я счастливо прижалась к нему.

В какой-то момент заметила, что мы с ним остались наедине. Остальные, даже соседка по палате, деликатно вышли.

– Вылет задержали по непонятной причине. Я сидел в самолете, думал о тебе. Что-то мучило меня. Тревога странная. Стал звонить тебе на мобильный, ты не отвечала. Позвонил Полу – с тем же успехом. Совсем потерял голову. Начали объявлять, чтобы пристегнули ремни, а я вдруг непонятно почему бросился к выходу. Заставил их выпустить меня из самолета. Все потеряло значение: обвинение это дурацкое, богатство и положение. Я думал только о том, что с тобой случилась беда. Поехал в нашу квартиру, тебя не оказалось, отправился в гостиницу – то же самое. Начал обзванивать милицейские участки и больницы. Повезло только