Ограбление казино - Джордж Хиггинс

— Я, — произнес он, — они… я не…

— Все равно говорит, что ничего не знает, — сказал Барри.

— Ну, — подтвердил Стив. — Подумать только, а?

— Думаешь, точно? — спросил Барри.

— Господи, — сказал Стив, — может, и точно, в конце концов.

— Но поди пойми этих чуваков, — сказал Барри.

— Мне ли не знать, — сказал Стив. — Я как-то про одного парня слыхал, кто-то у него спросил, знает ли он двух других чуваков, и он ответил, что нет. Но знаешь чего? На самом деле он их знал.

— Может, лучше еще разок спросить? — спросил Барри.

— Ага, — ответил Стив.

Трэттмен тихонько закричал разбитым ртом.

— Выбери место, — сказал Стив. — Чтоб тебя всего не забрызгало.

Трэттмен застонал. Голова у него упала вправо. Как раз когда Барри шагнул к нему, он открыл глаза. Трэттмен увидел правую руку Барри — тот сжал кулак, отвел руку на уровне груди, пока она не занеслась над левым плечом. Он быстро закрыл глаза и дернулся влево. Плоской дугой кулак Барри опустился. Пятка его ладони пришлась Трэттмену в челюсть справа, где она крепится к черепу. Голова Трэттмена быстро мотнулась вправо, когда кость сломалась. Торс выгнулся вверх и влево, затем опять просел. Затылком Трэттмен ударился о левый край заднего бампера «ЛТД». На асфальте он уже лежал на левом боку, лицом вверх. Веки его затрепетали, глаза открылись, потом закрылись. Он тихо подавился чем-то у себя в горле.

Стив подошел к Трэттмену и нагнулся над ним.

— Марки, — тихо спросил он, — ты уверен?

Трэттмен простонал. Голова поерзала по стоянке.

— Насчет щеглов, — сказал Стив. — Это, Марки, про щеглов мы должны были с тобой поговорить. Ты уверен, что не знаешь, кто они такие? Ты точно уверен?

Трэттмен слегка повел головой.

— Потому что я должен знать наверняка, — сказал Стив. — Мне это очень надо, Марки, только и всего. Если ты хочешь, чтоб я тут всю ночь торчал, мы с Барри, чтоб уж наверняка было, мне это не понравится. А для тебя, Марки, это будет ужасно длинная ночь.

Трэттмена неожиданно стошнило — чем-то розовым и кровью, немного. Кое-что попало на ботинки Стиву и белые отвороты его брюк.

— Сволочь, — сказал Стив.

Быстро отошел. Быстро подскочил к Трэттмену и пнул его в грудную клетку, слева, у ремня. Треснули ребра. Держа ногу под углом на весу, Стив вытер ботинок о полу пальто Трэттмена; тот пыхтел, стонал и вздыхал.

— Хуесос, — сказал Стив. И снова отошел.

— Что скажешь, Стив? — спросил Барри.

— Залазь в машину, — ответил Стив. — Правильно будет на него задним сдать.

«ЛТД» тронулся, и хвостовые огни осветили Трэттмена красным. Потом он лежал во тьме и тумане, громко сопел и время от времени постанывал. Потом отключился.

«Форд» выехал со стоянки через выезд на автостраду Хэммонд-Понд.

На 9-м шоссе, на восток, Барри сказал:

— Я, блядь, руку опять ушиб. Всегда так.

— Поцелуй — заживет, — ответил Стив. — Все будет хорошо. Когэн, блядь, ебучка. Пусть платит за барахло, которое этот хуесос мне испортил.

— Нам машину не надо помыть? — спросил Барри.

— Помою, — ответил Стив. — Чтоб уж наверняка. Я тебя высажу, а ты ствол возьмешь, ладно? В Уотертауне точка есть, всю ночь открыта. Я там буду.

— А потом, — спросил Барри, — потом ты куда?

— Тебя не спросил, блядь, — ответил Стив. — Что, со мной хочешь?

— Я уснуть не смогу, — сказал Барри. — Мне всегда надо сперва успокоиться.

— Скажи Джинни, что пива не будешь, — сказал Стив. — Пусть молочка тебе согреет, еще чего-нибудь.

— Иди ты нахуй, — сказал Барри. — А про чувака-то ты что думаешь? Думаешь, знает?

— Я не думаю, — ответил Стив. — Нахуй надо о нем еще думать. Говно.

— Ну, — сказал Барри, — я то есть, я ж его хорошенько отметелил.

— Может быть, — сказал Стив. — Может, и знает.

— А держался тогда хорошо, — сказал Барри. — Если знает, в смысле.

— Никуда не денется, плохо держаться, — сказал Стив. — Знает же, что с ним будет, если не будет. Знает.

Фрэнки поставил темно-зеленый «ГТО» с откидным верхом перед «Школой вождения Амато» и вышел. На нем были рыжие вельветовые джинсы-клеш, на ногах сапоги «Динго», сверху белая водолазка и двойной трикотажный серый блейзер. Он запер машину и зашел внутрь.

— Ну, — сказал Амато, — киселять тебе еще и киселять, но выглядишь ты получше. И причесон форсовее. Только с лаком переборщил.

— Я не лачу, — ответил Фрэнки. — Я, блядь, тебе не пидар. Это гель там. Мне чувак, который стриг, дал.

— В следующий раз ходи к другому чуваку, — сказал Амато. — И колесами разжился, я погляжу.

— Никогда на троллейбусах не залипал, — ответил Фрэнки.

— Сколько отдал? — спросил Амато.

— Штуку восемьсот, — сказал Фрэнки. — Плюс блядский налог на продажу, само собой. В неплохом она состоянии.

— Всё чуть получше, — сказал Амато.

— Всё сильно получше, — сказал Фрэнки. — Вчера гулял, с телкой познакомился, так у меня есть куда ее позвать и есть на чем туда отвезти. Срослось же, а? Толкнул вот телегу мужику с Пробации. Нихера он не понимает, вдруг мне скорей права надо вернуть. Зятю говорю — я за барахлом к ним вернулся, говорю: «Кстати, будут спрашивать — ты мне хрустов занял, ладно?» Он смотрит такой. Дин-то — он нормальный. «Я, — говорит, — вопросов никаких не задаю, вообще ничего не спрашиваю. Но ты, похоже, лучше меня вдруг поднялся ни с того ни с сего». Ну, клево же. Я — в Пробацию, а мужик там смотрит на меня и говорит: «Прилично оделся». Я говорю: «Слушайте, я последний раз когда заходил сюда, вы на меня так зыркали, будто я бомж какой. Прям думал, вы меня тут же и завалите, елки-палки. А тут я семью отпежил, капустой разжился и выгляжу наконец не как бичара, что на грузовике с курями приехал, там вас же это и не устраивает». Ну, все просто зашибись.

— А живешь где? — спросил Амато.

— В Норвуде хаза, — ответил Фрэнки. — Хоть однокомнатная, зато вся мебель на месте. И прямо на Первом шоссе. Одна хуйня — очень шумно, знаешь? Снаружи просто грохот стоит.

— Нахуя ж ты в такую даль поперся? — сказал Амато. — Я б решил, такой парень из Бостона ни ногой. Я б не поехал.

— Ну, — ответил Фрэнки, — так чуть дешевле, нет? А кроме того, у меня тут по городу знакомых полно. Зять вот мой, к примеру, поселись я где-то в Бостоне, тут же стал бы в гости ходить, напрашиваться кости кинуть, а Сэнди тогда на меня будет злиться и прочее. И я подумал тут и прикинул, что жить тут больше геморрой, чем где-то еще. В Пробации мужик — он тоже весь закипишился, говорит: «А отчего это ты в Норвуде? Что ты там делаешь?» Ну, я ему и говорю: а один мой знакомый мне работу там даст, как вам это нравится? За зданием следить, а за жилье скидка выйдет и прочее, ну и на другую устроиться смогу, никаких хлопот не будет от меня.