Таинственная женщина - Жорж Онэ

– О, – воскликнул министр, – стало быть, вы подозреваете, что тут могло быть совершено преступление?

– Да, господин министр. Мой помощник первым высказал это предположение. Пока говорил, он чрезвычайно внимательно рассматривал обугленную руку, затем, осторожно расправив ее, с усилием снял с безымянного пальца кольцо, которого никто из нас раньше не заметил. С победоносным видом наш агент воскликнул: «Если это кольцо не принадлежало генералу, оно будет очень ценным вещественным доказательством, которое, возможно, поможет нам распутать дело».

– Кольцо, черт возьми! Я никогда не видел кольца у Тремона! Нет, клянусь, он никогда не носил драгоценностей и тем более не стал бы носить кольца: подумайте, носить кольцо человеку, который с утра до ночи возится с химическими реактивами… Да это же нелепо, черт возьми! Никакой металл не выдержал бы воздействия веществ, которыми он пользовался. Но что это было за кольцо?

– Когда его вытерли перчаткой, под слоем жира, которым оно было покрыто, заблестело золото. Наш агент повертел его в руках, потом надавил ногтем, и кольцо разделилось на две части. «Смотрите, господа, – воскликнул он, – внутри вырезаны буквы. Теперь у нас, во всяком случае, есть важное вещественное доказательство».

– А он действительно ловкий малый. Нужно представить его к награде…

– Позвольте, я еще не закончил, господин министр. Прокурор республики взял кольцо, стал рассматривать его и, наконец, опустил в свой карман со словами: «Мы обстоятельно все изучим позже». Его вмешательство нас несколько раздосадовало. Быть может, он был прав, предоставляя судебному следствию выяснить это обстоятельство, но попытка сохранить в тайне обнаруженные улики ему не удалась: наш агент, продолжая исследовать страшную находку, снял с нее лохмотья ткани. Теперь уже невозможно было скрыть то, что он обнаружил: между кистью и локтем красовалась голубая татуировка – пылающее сердце, обрамленное словами «Hans und Minna», а под ними виднелось «Immer» – «навсегда». «Господа, – произнес прокурор республики, поправляя пенсне, – я требую абсолютной секретности. Любое сообщение о происходящем может вызвать серьезные последствия. Дело принимает совершенно неожиданный оборот: весьма вероятно, что тут произошло преступление».

– Ах, черт возьми! – воскликнул министр. – Вот так история! Не следует ли предупредить президента Совета?

– Господин министр, секретарь префекта полиции уже сделал это: не дожидаясь конца осмотра места происшествия, он отправился на площадь Буво.

– Теперь самое главное – не позволить прессе болтать всякий вздор.

– Мы уже приняли необходимые меры. Было решено послать во все газеты сообщения о происшедшем несчастном случае: генерал Тремон был большим чудаком, занимался химическими исследованиями для промышленности и стал жертвой собственной неосторожности.

– Бедный Тремон! Такой серьезный ученый!.. Разумеется, благо государства для нас превыше всего. А все-таки тяжело так чернить старого товарища…

– Господин министр, – с улыбкой прервал начальника Вально, – дальше будут и другие сюрпризы, которые, не сомневаюсь, смягчат вашу печаль.

– Что вы хотите этим сказать? – спросил министр, нахмурившись.

– Я изложу факты, которые удалось установить…

– Ближе к делу, полковник, и ничего не скрывайте.

– Итак, только секретарь префекта собрался сообщить официальную версию многочисленным репортерам, теснившимся у виллы, и уведомить о происшествии министра внутренних дел, как со стороны деревни послышался странный шум. И через ряды оцепления пробился какой-то мужчина с непокрытой головой и с искаженным от отчаяния лицом. Он подбежал к нам с душераздирающим криком: «О, бедный мой хозяин! О боже, боже! Что стало с домом! Мой добрый генерал!» Он остановился, опустился на груду камней и горько заплакал. Мы молчали, смущенные его поведением. «Кто вы, милейший?» – спросил прокурор республики. Бедняга поднял голову, отер рукой слезы и повернулся к нам. «Я лакей генерала, сударь, я служил у него больше двадцати лет… Ах, если бы я был тут, быть может, этого несчастья не случилось бы! По крайней мере я умер бы вместе с ним…»

– Бодуан! – воскликнул министр. – Честный малый избежал смерти… Это очень хорошо: от него мы наверняка что-нибудь узнаем…

– Да, господин министр, но это не поможет прояснить дело, и даже наоборот…

– Как наоборот?

– Сейчас поймете. Накануне, часов около шести, генерал Тремон гулял в саду, отдыхая после напряженной работы в лаборатории, когда ему принесли телеграмму. Прочитав ее, он еще несколько минут бродил по саду в глубокой задумчивости, потом позвал Бодуана. «Ты сегодня поедешь в Париж, – сказал генерал, – мне нужно кое-что из химических препаратов, заберешь их у моего поставщика с площади Сорбонны. Потом зайдешь к Барадье и отдашь ему письмецо… Пообедай в Париже, а если пожелаешь провести вечер в театре, вот тебе пять франков. Завтра утром вернешься с необходимыми реактивами». Слуга сразу догадался, что хозяин просто хочет удалить его на время из дому; так случалось и прежде, и всегда после получения Тремоном телеграммы. Что касается кухарки, то она всегда оставалась на вилле – вероятно, потому, что имела привычку ложиться очень рано и не стесняла хозяина своим присутствием. Очевидно, генерал периодически испытывал потребность в уединении и в таких случаях удалял верного слугу. Чем объяснялось такое его поведение? К тому же оно распаляло любопытство Бодуана. Хозяин заметил его досаду. «Что с тобой? Кажется, ты недоволен, что я посылаю тебя в Париж? Подумаешь, какое несчастье – погулять несколько часов!» – «Я не хочу гулять, – ответил верный слуга, – я хочу исполнять свои обязанности…» – «Да ведь именно это ты и делаешь, повинуясь моему приказанию… Впрочем, довольно об этом, ты мне нужен завтра утром, а не сегодня». – «Ваше приказание будет исполнено». Но лакей не мог успокоиться, смутная тревога овладела им. Он отправился на кухню и учинил кухарке настоящий допрос, желая выяснить, чем занимался генерал во время его последней отлучки с виллы. «Не произошло ли в тот вечер чего-нибудь особенного, что привлекло ваше внимание?» Женщина заявила, что ничего не заметила, и крайне удивилась его вопросам. Убедившись, что ей действительно ничего не известно, Бодуан прекратил расспросы. Хотя он свято чтил волю своего господина, однако тревога побудила верного слугу ослушаться приказа. Он решил сделать вид, что уезжает, и спрятаться где-нибудь поблизости, чтобы следить за всем, что будет происходить в доме. Погода была восхитительная; в саду щебетали птички, розы распространяли в сумерках свой дивный аромат. Одевшись, Бодуан простился с хозяином, получил от него список необходимых покупок, письмо к Барадье и ушел из дому. Дойдя до железнодорожной станции, он пообедал в ближайшем кабачке и с наступлением ночи вернулся на виллу. Мужчина не решился войти в сад, а пробрался в соседний огород, принадлежавший его приятелю, и спрятался в лачужке, в которой хранился инвентарь. Оттуда он мог наблюдать за всем и незаметно подходить к самым стенам генеральской виллы. Устроившись поудобнее, он закурил трубку и стал спокойно ждать. Было около восьми часов вечера, когда на улице послышался стук колес приближающегося экипажа. Притаившись под забором, Бодуан напряженно всматривался в сгущавшийся мрак. При слабом свете фонарей он разглядел карету, запряженную парой лошадей. Вероятно, кто-то ехал с визитом к генералу. Лакей пробежал вдоль забора до самой виллы и очутился перед ней в ту минуту, когда экипаж приблизился к воротам. Едва взмыленные от быстрого бега лошади остановились, как из мрака ночи выступил сам Тремон. В то же время некто нетерпеливо открыл дверцу кареты, и мужской голос произнес с иностранным акцентом: «Ах, генерал, вы сами потрудились выйти навстречу?» В ответ хозяин виллы спросил: «Баронесса тут?» – «Да, разумеется, – отозвался женский голос, – неужели вы сомневались в этом?» Мужчина вышел из кареты первым, но генерал стремительно бросился к экипажу, словно юноша, и почти вынес на руках из него пассажирку, воскликнув с жаром: «Пойдемте, сударыня, вам нечего бояться: никто вас не увидит». Приехавший незнакомец сказал, громко усмехнувшись: «Не обращайте на меня внимания, я иду следом». И все трое исчезли в саду. Бодуан едва успел приставить к стене лестницу, случайно оказавшуюся рядом. Когда он поднялся по ней настолько, что мог заглянуть в сад, там уже никого не было, лишь большое окно лаборатории ярко светилось в темноте. Новоиспеченный сыщик спрашивал себя: «Что делать? Шпионить и ослушаться хозяина? Но на каком основании? Разве он не вправе принимать кого хочет? Возможно ли, чтобы генерал водился с подозрительными людьми? Несомненно, я напрасно ломаю голову и совершаю предосудительный поступок по отношению к моему господину». С такими мыслями Бодуан спустился с лестницы, прошел вдоль забора, покинул чужой огород и направился к вокзалу. В Париже он в точности исполнил все поручения хозяина. Магазин химических препаратов был уже закрыт, и ему пришлось следующим утром снова его посетить; получив требуемое, верный слуга отправился в Ванв, где наткнулся на военный кордон, оцепивший разрушенную виллу…