Дьявол по имени Любовь - Линда Чейтер

Заметив, что я догадалась о его намерениях, он воспользовался ситуацией и приступил к делу без обиняков, прямо, торопясь избавить себя от тягостной обязанности, чтобы отправиться домой и провести уик-энд со спокойной совестью и сознанием выполненного долга.

— Мне так жаль, — закончил он свою речь, делая смущенный жест и пытаясь успокоить меня дружеским похлопыванием по руке.

Я отпрянула, повернулась и неуклюже выбежала из комнаты. По щекам моим катились слезы. Казалось, все смотрят на меня. Стараясь скрыть лицо, я проталкивалась сквозь толпу на лестничной площадке и взбежала по ступенькам, ни разу не остановившись перевести дух, пока не добралась до своего святилища на верхней галерее.

— Мещане, — шептала я, задыхаясь и сжимая руками перила балюстрады. Мои очки для чтения мотались на цепочке и бились о металлические перила, пока я пыталась совладать с новым потоком злых слез. Кое-кто из посетителей поглядывал на меня. Женщина средних лет в полном смятении чувств — нелепое и смешное зрелище.

Набрав воздуха и сделав глубокий вдох, я вытерла глаза и оглядела сверху королевство, которое мне больше не принадлежало. Мои верные подданные послушно выстроились на полках, не ведая ни о том, что их королеву свергли с престола, ни о том, каким испытаниям их подвергнут при новом режиме. Мои любимые книги — мои друзья. Сколько одиноких ночей я провела в их обществе, убегая к ним, в мир, где подлинные ценности существовали, где добродетель вознаграждалась, где неказистая героиня всегда торжествовала победу над фривольными красотками, обретая любовь мужчины, сумевшего оценить ее редкие достоинства.

«Если бы только это было возможно в реальной жизни», — подумала я. Но теперь слишком поздно. Могут ли скрытые достоинства искупить неизбежное старение? Меня сослали в самый темный угол библиотеки вместе со старыми пыльными книгами, туда, где валялся всевозможный хлам, для того чтобы освободить место для новых Книг в глянцевой, хоть и мягкой обложке, победно возвещавших о новом, хоть и поверхностном культе юности. Голова моя кружилась: я подалась вперед, чтобы видеть фигуры, бродившие внизу, среди книжных полок. Будь балкон повыше, сделать это было бы много легче — всего-то легкий толчок, и моя никчемная неудавшаяся жизнь закончилась бы.

Потом я увидела ее. Она выходила из помещения архива с охапкой газет в руках, одетая, как обычно, в вызывающе короткий костюм с подкладными плечами. Ее бедра дерзко покачивались, когда она победно гарцевала, пересекая зал, и двигалась с легкостью и самоуверенностыо тех, кто не привык ни к чему прилагать ни малейшего усилия.

Мисс Анетт Бэйкер. Ослепительная юная надежда Библиотечной службы графства Сарри. Со списком лестных характеристик длиной в локоть, убийственно прекрасная и, что хуже всего, пользовавшаяся популярностью у других сотрудников библиотеки. Ходили слухи о том, что она спит с директором, и, возможно, это было единственной формой реализации ее концепции того, как надо «жить и учиться». Я могла бы кое-чему научить эту выскочку, эту маленькую потаскушку.

Она положила газеты на стол и снова направилась в архив. Путь ее проходил прямо под балконом. Я схватила первый же том из груды непомерно огромных энциклопедий, наваленных на соседнем столе и, примериваясь, взвесила его на руке. От А до Б. Он был тяжелым, но, возможно, для полной уверенности следовало добавить к нему еще один, включавший все статьи от Е до Н? Я показала бы им, на что годны эти «старые пыльные фолианты», которые никто не брал в руки. Я представляла, какие услышу вопли, когда она рухнет на пол, сраженная тем самым оружием, которое стремилась уничтожить.

И все же я положила том на стол. Все сразу поймут, что это сделала я. А мне вдруг очень захотелось жить. В этот день я не собиралась продолжать работу. Поэтому спустилась по лестнице, задержавшись только у шкафчика с канцелярскими принадлежностями, чтобы взять оттуда огромный флакон с клеем. В комнате, где держали свои вещи сотрудники, я вылила содержимое этого флакона в модную кожаную сумку Анетт Бэйкер, взяла свое пальто и отправилась домой.

Войдя в квартиру, я оказалась в уединении своей частной жизни: на коврике у двери меня ожидали счет за газ и два циркуляра, а также мешок с мусором, который я забыла выставить за дверь. На автоответчике не было никаких сообщений, и он взирал на меня с молчаливым укором, поскольку я не обеспечила его постоянной работой. Мой стол был в своем обычном состоянии: то есть напоминал сцену недавнего взрыва в книжной лавке. Засунув счет за газ в узкую щель между томами Теккерея и Троллопа, я начала искать чистую кофейную чашку.

Приготовление кофе у меня было отлажено. Я занималась этим на автопилоте, с полузакрытыми глазами, чтобы не огорчать себя неприглядным видом грязных тарелок в мойке, перетершегося шнура электрического чайника и, что было самым неприятным, комплекта для приготовления фондю[1]— символа презираемого мной общества, к которому я жаждала принадлежать. Этим нежеланным и ненужным подарком я ни разу не воспользовалась и все же не могла заставить себя выбросить его.

Я плеснула в кофе изрядную порцию виски и уселась на подоконнике в неудобной позе. Мне не удавалось расслабиться, потому что в комнате было адски холодно. Но все же я взяла первый барьер — вошла в эту квартиру и осталась в ней. Иногда я сидела здесь, не снимая пальто и шарфа и чувствуя себя в собственном доме как взломщик, как чужак, вторгшийся в него, чтобы посмотреть на чье-то одинокое и бесплодное существование. Обычно я не могла заставить себя вернуться к жизни, пока не брала со стола книгу и не начинала читать.

Но в этот вечер мне не хотелось даже смотреть на книги. Я тупо уставилась в окно на мигающие огоньки Гилдфорда — считалось, что этот вид компенсирует непомерную плату за квартиру. Я предпочла бы забыть об этой непомерной плате. Как долго еще я могла позволить себе оставаться здесь?

Дело было не только в деньгах — я любила свою работу. Это место оставалось бы за мной, пока я не решила бы выйти на пенсию, если бы на моем пути не появилось препятствие в лице мисс Анетт Бэйкер и если бы директор руководил библиотекой, пользуясь мозгами, а не причинным местом.

Секс. В этом была проблема. Мощное тайное оружие в мучительной борьбе, раздиравшей человечество и делившей его на победителей и проигравших, в борьбе, где решался вопрос о том, «иметь или не иметь». Разве у меня, пятидесятилетней женщины с ноющими руками и ногами и варикозными венами, был хоть один шанс? Я не только была лишена возможности участвовать в игре, мне приходилось наблюдать за ней со стороны, и это постоянно напоминало мне о том, чего я лишена. Куда бы я ни бросила взгляд — в книгах, фильмах, в телепрограммах и даже в рекламном хламе, который оставляли у меня под дверью, — все это служило напоминанием, и от него не было спасения. «Этим занимались все». Кажется, все, кроме меня. Я — неудачница, печальное и не приспособленное к жизни существо человеческой породы.

В моих ли силах совладать с этим? Считается, что женщины пятидесяти лет не способны испытывать физическое желание — это непристойно, это позорная тайна, весьма сложный вопрос, проблема, о которой лучше умалчивать, которую лучше спрятать подальше, под ковер. Интересно, что подумал почтальон о небольшом пакете, полученном мной на прошлой неделе? Решил, что это коробка шоколадных конфет от родственника? Или новый фен для сушки волос? Догадывался ли он, задумчиво потряхивая коробку и ощупывая ее — что там внутри? Подозревал ли почтальон, вручая мне коробку с заговорщической улыбкой, что в ней новейшая модель ультраскоростного вибратора типа «Кинг-Донг» с особой текстурой, позволяющего кончать почти так же, как это происходит при естественном завершении акта?