41 - 58 Хроника иной войны - Александр Викторович Горохов

Да, да! Оказалось, после смерти Сталина в марте 1953 года в руководстве партии развернулась жёсткая борьба за власть, которую выиграл Хрущёв, которого здесь сейчас никто не воспринимает всерьёз. Его поддержали многие, опасаясь прихода на место Кобы Лаврентия, набравшего очень серьёзный вес. Да так набравшего, что за несколько месяцев наворотил немало дел, которые за пять прошедших лет не смогли исправить. Берию расстреляли, Никитка устроил «развенчание культа личности Сталина», обвинив Вождя. И репрессии против сотрудников НКВД.

— И тебя обвинял в том, что ты руководил репрессиями. Только забыл он, как сам требовал увеличить лимит на число расстрелов. Да так рьяно «чистил неблагонадёжных», что Коба ему резолюцию на письме написал: «Уймись, дурак!».

Дорвавшись до власти, Хрущёв совсем наплевал на мнение товарищей, принялся «рулить», как ему бог на душу положит. Вот и получилось, что в январе 1957 года «старая гвардия» в лице Молотова, Кагановича и Маленкова поставила на Политбюро вопрос о смещении его с должности Первого секретаря ЦК КПСС.

— Это не они, это ещё Хозяин решил так партию переименовать.

И чуть дело не сорвалось. Хрущёва очень поддерживал Жуков, ставший непререкаемым авторитетом во время Войны. Но незадолго до описанных событий его самолёт попал в аварию при посадке, и Георгий Константинович серьёзно пострадал, лежал в больнице. А усилий председателя КГБ Серова, лично преданного Никите Сергеевичу, не хватило, чтобы повлиять на членов ЦК, собравшихся на Пленум следом за заседанием Политбюро. Да и заместитель Жукова маршал Рокоссовский, оставшийся «на хозяйстве» на время болезни министра, отказался поддерживать Хрущёва.

— Отправили мы на пенсию Никитку. А то ведь он что удумал: собирался выбросить тело товарища Сталина из Мавзолея, куда его рядом с Лениным положили.

Будённый не знал, как бы поступил Хрущёв, узнай он о том, что «дырка в прошлое» ведёт в страшный 1941 год. Но ни Георгий Максимилианович Маленков, возглавляющий партию, ни Николай Александрович Булганин, руководящий правительством, ни председатель Президиума Верховного Совета Николай Михайлович Шверник, ни министр иностранных дел Вячеслав Михайлович Молотов, ни министр обороны Константин Константинович Рокоссовский даже секунды не раздумывали над тем, что следует помочь Родине в её прошлом отбиться от гитлеровцев.

— Всем, чем только можем, будем помогать. Надо будет — и я на фронт поеду! О, а вон и нам маячат, что мы на место прибыли!

И действительно: из придорожных кустов поднялся какой-то человек в непривычной форме с погонами и быстро взбежал на железнодорожную насыпь, чтобы доложиться Семёну Михайловичу.

* * *

— Ди… дипломатические отношения между СССР и СССР? Это нонсенс какой-то! Это их требование?

— Это моё предложение, — зажмурился от дыма раскуриваемой трубки председатель ГКО. — Формально они — другое государство с другим правительством, другими законами, собственной армией и даже иными государственными границами. У меня самого это не укладывается в голове, но это так. Причём, у них законная власть. Не мятежники и узурпаторы какие-то, а пришедшие к власти по нашим, советским законам.

— То…о есть, ты становиться во главе страны 1958 года не собираешься?

— Вече, ты знаешь, почему нельзя усидеть на двух стульях? Задницы не хватит. Если я только заикнусь, что решил всего лишь побывать там, в будущем, меня тут же обвинят в том, что я бросил страну в самый трудный для неё момент и сбежал. И будут правы. А руководить отсюда государством с ещё большей, чем у нас, площадью и экономическим потенциалом, через какую-то то работающую, то не работающую дырочку в глухих мордовских лесах… Нет, пусть руководят сами. Если за пять лет не пропали без меня, то не пропадут и дальше. А стараниями Никитки я в глазах многих тамошних коммунистов ещё и выгляжу этаким кровавым вурдалаком. Там их мир, вот и пусть его строят своими руками.

И снова Сталин затянулся дымом из трубки.

— Они обещают помощь. Серьёзную помощь. Пока Андрей был там, к нам уже перешла их техника и начала прокладку дорог от их этого… портала. Железной в сторону станции Шатки и автомобильной до Арзамаса. Очень быстро строят. К моменту его приезда в Москву путь до Арзамаса уже будет проложен. Докладывают, что их военно-железнодорожные части кладут рельсы прямо на полотно узкоколейки. Кусками сдвигают старые, и на их место укладывают звенья новых. Недели две, и их железнодорожную сеть состыкуют с нашей. Сам же Андрей везёт не только архив документов о ходе войны, но и людей. Специалистов. В первую очередь — для ведомства Лаврентия.

— Не Меркулова?

— Нет. Как мы и сами на днях решили, в их истории мы тоже через несколько дней вернули НКГБ в состав НКВД. Эти люди и документы уже облегчат нам жизнь.

— Чем? Я так понял, что их немного.

— Это разведчики и контрразведчики, занимавшиеся делом всю войну. То есть, им известны как наши, так и немецкие удачные и неудачные спецоперации. Все изменники, предатели и саботажники, все светлые головы и выдающиеся умы, приблизившие нашу победу, все достоинства и недостатки наших военачальников. Одно то, что мы будем в подробностях знать все планы немецкого командования на ближайшие недели, уже облегчит положение на фронтах.

— Будённый тоже едет?

— А как же без него? Хрущёв его смертельно обидел, сняв со всех постов и исключив из партии, вот теперь он и рвётся в бой. В бой, не в бой, а ему выдали мандат командующего группой советников. А второму маршалу, Василевскому, заменившему Бориса Михайловича Шапошникова на посту начальника Генерального Штаба, мандат его заместителя.

— Василевскому? Тому, который сейчас генерал-майор?

— Сейчас — генерал-майор. А меньше, чем через два года, стал маршалом. Через месяц после получения звания генерал армии. Значит, действительно стоящий специалист, если мы его так быстро повышали. Но и его Никитка в отставку отправил.

— Что будем с ним делать? С Никитой, я имею в виду.

— Получим документы, ознакомимся. Вести о дровах, которые он наломал после моей смерти, не сразу до Киева дойдут. Потому у нас будет время решить, настолько ли он вреден, чтобы его сразу арестовывать, или сначала можно где-то на третьестепенных ролях использовать. Но нельзя его подпускать к этим «военным специалистам». Судя по словам Андрея, слишком сильно он практически всем им насолил. Как бы они сами этот вопрос не решили…

— А есть за что его арестовывать, Коба?

— Найдётся, — усмехнулся Сталин. — Даже не касаясь его троцкистского прошлого: заигрывание с буржуазными националистами, ослабление украинской партийной организации неоправданными репрессиями, обман товарищей по партии в вопросе социального происхождения и настоящей фамилии. Ты знаешь, что он на самом деле никакой не Хрущёв?

Молотов откинулся на спинку стула и удивлённо поднял брови.

— Помнишь эту историю с бегством наркома внутренних дел Украины Успенского, хорошего друга Хрущёва? Он выдавал себя за сына лесника из-под Тулы. А когда проверили, то оказалось, что его отец — крупный купец, ярый черносотенец и погромщик. Да и сам Успенский в пятнадцать лет участвовал в погромах еврейских беженцев. Спелись они с Никитой не на пустом месте. В родной деревне Хрущёва Калиновке все почему-то уверены, что никакой он не сын шахтёра, а его настоящий отец — польский помещик Гасвицкий. Он его и откупил от армии в Первую Мировую, а потом пристроил на работу. Но не в шахту, а управляющим имением своего друга, германского помещика Кирша в Юзовке. В общем, как ни старались, так никто и не нашёл шахту, на которой работал Хрущёв. Зато его троцкистская сущность сразу проявилась после моей смерти там, в будущем.

У Вячеслава Михайловича по спине пробежал холодок от того, как спокойно Коба рассуждает о своей грядущей смерти. Он-то ведь жив там, в будущем. Жив и остаётся в числе высших руководителей страны. И когда-нибудь наверняка встретится с самим собой, но более старым, знающим и опытным. Осудит тот, будущий Молотов, Молотова нынешнего, или посчитает, что всё им делалось верно?

Похоже, и Сталина беспокоит то, что о нём думают в будущем. Вида не показывает, но сомнений в этом нет. Потому с таким нетерпением и ждёт появления в Кремле Будённого и Андреева. Не зря в народе бытует поговорка: хуже нет, чем ждать и догонять.

Обоим можно верить. Семён Михайлович, прямой и, на вид, простоватый, на самом деле обладает цепким умом, умея схватывать на лету самую сложную ситуацию и мгновенно выбирать наиболее оптимальный вариант из всех предложенных решений. Кобе верит безоговорочно, предан до мозга костей. Даже в той истории, когда его пытались арестовать, отбившись от чекистов, бросился звонить именно Сталину, предупреждая,