Валет Бубен - Борис Седов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Евстрат вздохнул и стал спускаться вниз.
Каждый раз, приходя сюда, он проводил несколько часов на вершине утеса, преследуя сразу две цели. Одна из них касалась уединенного размышления, приводившего к очищению помыслов и возвышению духа.
Вторая цель имела гораздо более практический смысл.
Пока дух Евстрата парил и возвышался, его глаза зорко осматривали все вокруг и отмечали любое движение в прилегающих к Чертову Камню зарослях. Натренированное зрение таежного следопыта и прирожденного снайпера помогало Евстрату заметить даже белку, прошмыгнувшую на расстоянии в сто шагов от скалы. И поэтому человек, которому вздумалось бы подкрасться к скале незаметно, никак не мог рассчитывать на успех.
Вот и на этот раз, убедившись, что рядом с Чертовым Камнем никого нет, Евстрат начал спускаться, осторожно и в то же время ловко переступая по давно заученным выступам в наклонной каменной стене. Добравшись до земли, он отряхнулштаны и медленно пошел вокруг утеса. В одном месте, совсем рядом с уходящей вверх неровной гранитной плоскостью, росла густая высокая ель.
На высоте в три человеческих роста ее крона плотно прилегала к скале, и, подойдя к этому месту, Евстрат замер, зорко оглядываясь. Так он простоял минут десять, затем достал из-за пазухи короткую толстую веревку с двумя петлями на концах, охватил этой веревкой толстый шершавый ствол и, скрестив особым образом ноги в мягких ичигах, уперся ими в дерево и начал быстро подниматься, ловко перебрасывая веревку все выше и выше. Через несколько секунд он скрылся в густых и тяжелых ветвях, и никому бы и в голову не пришло, что здесь только что был человек.
Встав на толстый сук, отходивший от ствола в сторону скалы, Евстрат спрятал веревку за пазуху и, не держась руками, спокойно сделал несколько шагов, отделявших его от узкой вертикальной щели, в которую уходил этот сук.
Оперевшись на скалу, Евстрат повернулся боком и протиснулся в щель. Через несколько метров она делала резкий поворот направо, потом опять налево, и вскоре Евстрат оказался в кромешной тьме открывшегося перед ним глухого пространства. Достав из-за пазухи свечу, он зажег ее, укрепил на каменном выступе, густо покрытом потеками воска и стеарина, и огляделся.
Со времени его прошлого визита в пещеру ничего не изменилось.
Пламя свечи стояло неподвижно, и в его неярком свете можно было различить сводчатыекаменные стены, уходившие в невысокую темноту, грубый деревянный стол, стоявший на удивительно ровном каменном полу, простую домодельную табуретку и сколоченные из толстых досок полки, на которых громоздились старинные книги и рукописи. На полу рядом с полками стояло несколько небольших сундучков, а к стене были прислонены два свернутых знамени и старинная хоругвь, на верхушке которой красовался вставший на дыбы золотой медведь.
В пещере было сухо и тепло, ни в какую непогоду сюда не проникала сырость. Зимой тут было холодно, и только. Поэтому вот уже триста с лишним лет все, что здесь находилось, было в полной сохранности, и только изредка Евстрат, а до него – его предшественники, осторожно стирал пыль с древних книг и наводил порядок, который, кроме него самого, нарушать было некому.
Евстрат достал еще одну свечу, зажег ее и всунул в стоявший на столе позеленевший от времени подсвечник. В пещере стало несколько светлее, и, подойдя к входу, Евстрат завесил ведущую наружу щель плотной домотканой дерюгой. Вернувшись к столу, он присел на скрипнувшую табуретку, положил на стол перед собой морщинистые руки и глубоко задумался.
Его взгляд равнодушно скользил по кожаным и деревянным переплетам лежавших на полках старинных рукописных книг, по обитым почерневшим железом сундучкам, по каменным стенам, которые, слава Богу, всегда оставались сухими, а мысли в этовремя снова и снова возвращались к недавнему разговору со старицей Максимилой.
Несколько дней назад она пришла к нему и, перекрестившись у порога, ступила в избу. Евстрат в это время, ловко орудуя толстой иглой, починял порты. Увидев, чем он занят, Максимила улыбнулась и сказала:
– Бог помощь, братец Евстрат!
Подняв глаза от работы, Евстрат ответил:
– Здравствуй, сестрица Максимила, заходи, гостьей будешь.
Максимила подошла к скамье, стоявшей у стены, и села на нее таким плавным и изящным движением, которому могли бы позавидовать выпускницы хореографического училища. Спина ее при этом осталась совершенно прямой. Евстрат бросил на Максимилу быстрый взгляд, который был знаком ей уже семьдесят с лишком лет, и, затянув узел, перекусил суровую нитку белыми крепкими зубами. Отставив руку с починенными портами далеко в сторону, он критически осмотрел свою работу и, оставшись доволен, встал со скамьи и убрал порты в шкапчик.
-А не желаешь ли чайку, Максимилушка? – спросил он, глядя на нее сверху вниз.
Максимила подняла на него глаза и ответила:
– Желаю, если по-хорошему.
– Вот и хорошо, – согласился Евстрат, – конечно, по-хорошему. Когда же у нас с тобой было по-плохому?
Максимила тонко улыбнулась, зная, что имел в виду Евстрат, и наклонила голову. С тех пор как она отказала ему в ответ на предложение руки и сердца, между ними не прекращалась игра, состоявшая из постоянных полунамеков на неслучившуюся много лет назад любовь.
– Тогда пойдем на улицу, запалим там самовар, а пока он будет нам чай варить, поговорим о том, с чем ты пришла.
Они вышли из избы и направились к вкопанному в землю большому дощатому столу под березой, за которым обычно кто хотел, тот и сидел. Евстрат нес перед собой полный самовар, а Максимила, легко нагибаясь, подбирала с земли мелкие щепочки и сучочки на растопку.
Поставив самовар на стол и водрузив на него мятую жестяную трубу, Евстрат сказал:
– Погоди, сейчас дров принесу. И пошел в избу.
Вернувшись, он принес с собой холщовый мешок с сухими сосновыми шишками и, высыпав малую толику их на стол, занялся растопкой самовара.
Через несколько минут в топке самовара зашумел огонь, и теперь оставалось только подбрасывать в него шишки и ждать, когда он запоет свою любимую песню.
Усевшись на лавку напротив Максимилы, Евстрат посмотрел на нее и сказал:
– Так с чем ты пришла ко мне, сестричка? Ты ведь не просто так пришла, чайку попить, правда?
Максимила взглянула на него, поправила белоснежный платок и ответила:
– Твоя правда, братец, не просто так пришла я к тебе. И говорить я буду о невеселых, но очень важных вещах, о которых я узнала этой ночью. Хоть ты и не одобряешь моего ведовства, но ни разу не было такого, чтобы ты мог меня всерьез упрекнуть за это.
Евстрат кивнул, соглашаясь.