Старая сказка - Рэйда Линн

это само по себе важнее, чем все остальное. Некоторым людям просто тяжело выражать свои чувства. Либо они выглядят холодными и равнодушными, либо, решая все же выказать кому-нибудь симпатию, перегибают и кажутся грубыми льстецами – тогда как на самом деле они, может, просто-напросто застенчивы и не привыкли к обществу чужих людей.

Бен сказал Сэнди, что их гостью зовут Катериной, и что она может, если хочет, называть ее «тетей», как свою крестную Марту, но Сэнди казалось, что это не настоящее ее имя. Во всяком случае, однажды Сэнди сказала Марии – «Тетя Катерина попросила сделать то-то», и та фыркнула – «какая еще тетя Катерина?..». Но потом, увидев удивление на лице Сэнди, Мария сильно смутилась и сделала вид, что она просто пошутила. Бен сказал, что Анна и Мария, жившие очень уединенной жизнью, просто никогда не слышали, как кто-то обращается к их матери по имени, и так привыкли слышать друг от друга только «мама», что совсем забыли, что у «тети Катерины» вообще есть имя. Но все-таки это было странно. Взрослым вроде Бена свойственно считать сверстников Сэнди дурачками, но Сэнди-то понимала, что Анна с Марией были не настолько маленькими девочками, чтобы совершить подобную ошибку.

Через пару месяцев после того, как Сэнди в первый раз увидела вдову и ее дочек, отец, наконец, решился сказать ей, что собирается жениться второй раз.

- У тебя будет кто-то, кто заменит тебе маму, а Анна с Марией станут твоими сёстрами. Здорово, правда?.. - голос Бена звучал неуверенно.

- Здорово, - покладисто согласилась Сэнди. До сих пор она вовсе не чувствовала, будто в ее жизни чего-нибудь не хватает, и никогда не завидовала Герте, у которой был не только Петер, но и Марта. Отец заменял ей всю семью. И даже если бы она мечтала иметь мать, едва знакомая чужая женщина в подобной роли была Сэнди совершенно не нужна. Но, раз она была нужна отцу, Сэнди готова была потерпеть. К тому же, она полагала, что жизнь с мачехой будет не слишком отличаться от того, к чему она привыкла. Хозяйство у них было большим, и раньше им с Беном приходилось поднапрячься, чтобы успеть переделать все дела. Несколько лишних рук не повредит, а дом вместе с пристройками и службами такой большой, что, если она не захочет лишний раз видеться с сестрами и мачехой, можно будет встречаться с ними только за столом. И поначалу все именно так и было. Но чем дальше – тем чаще ее новые сестры, Анна и Мария, уходили на весь день гулять или залеживались допоздна, ничем не помогая Сэнди, а ее новая мачеха, которая в самом начале была очень вежливой и говорила Сэнди – «милая, будь так любезна, сделай то или другое, пока я займусь вот этим», стала просто говорить – «пойди и сделай то-то», а сама при этом часто даже не пыталась сделать вид, что она чем-то занята.

Позднее Сэнди думала – почему мачеха поначалу притворялась вежливой и доброй? Может быть, ей требовалось время, чтобы основательно завладеть Беном, а может, ей просто не хватало смелости на то, чтобы сразу же начинать открытую войну. А может, дело просто в том, что никакое зло не утверждается на свете в одночасье. И в доме у Сэнди перемены тоже происходили постепенно, так, что поначалу их трудно было заметить невооружённым глазом.

Сэнди сперва терпела все более явную несправедливость, но потом стала сердиться. И однажды, в ответ на очередную просьбу – а точнее было бы сказать, приказ, поскольку мачеха чем дальше, тем меньше заботилась о том, чтобы придать своим распоряжением видимость просьбы – резко возразила: «Пусть этим займется Анна. Или же Мария. Я и так уже успела переделать кучу дел, а они еще даже не вставали!».

Мачеха ничего не сказала, но за ужином Сэнди внезапно обнаружила, что вся доставшаяся ей еда была никуда не годной. Ячменная лепешка заплесневела, похлебка была похожа на помои, сваренные из гнилых, прогорклых овощей, а молоко в ее стакане скисло. При этом все остальные домочадцы ели, как ни в чем ни бывало, хотя Сэнди сама видела, что мачеха разливает похлебку из одного котелка, а молоко – из одного кувшина. А ячменные лепешки лежали в одном и том же холщовом мешочке, сшитом самой Сэнди, так что оставалось совершенно непонятным, как одна из них могла заплесневеть, если другие оставались свежими и вкусными. Сэнди сидела над своей тарелкой, в некотором замешательстве вращая ложку в миске с дурно пахнущей похлебкой и гадая, что же все-таки случилось – то ли вся еда действительно испортилась, то ли что-то случилось с ней самой?..

- Ты почему не ешь? – забеспокоился отец, заметив, что Сэнди не прикоснулась к ужину.

- С едой что-то не так, - сказала Сэнди. – Она вся прокисла.

Бен придвинул к себе ее миску, попробовал суп и удивленно посмотрел на дочь.

- Нет, все в порядке. Ты не заболела?..

- Может, она просто не голодная, - сказала мачеха. – Со мной это тоже бывало в ее возрасте. То ешь, как волк, а то тебя тошнит от одного запаха еды.

- У меня было по-другому. Я просто все время чувствовал себя голодным и готов был уничтожить все съестное в доме. Все говорили – это потому, что я расту. И я на самом деле за два года вырос так, что сам бы себя не узнал. Но я в то время был постарше Сэнди, - с сомнением сказал Бен.

- У девочек все по-другому, - заявила мачеха. Отец удовлетворился этим объяснением и вернулся к еде. А Сэнди начала подозревать, что странное преображение еды может быть как-то связано с утренней стычкой с мачехой. Хотя, конечно, трудно было объяснить, как мачеха сумела испортить ее еду, да еще так, что Бен ничего не почувствовал.

На следующий день мачеха снова с самого утра решила навалить на Сэнди кучу самых разных поручений, а когда та с раздражением спросила, что намерена заняться сама «тетя Катерина», и что будут делать Анна и Мария, мачеха прищурилась.

- Ты что, хочешь опять сидеть голодной?..

Сэнди вскинула голову. Она полночи проворочалась в кровати, думая о том, как бы заставить мачеху проговориться и признать, что вчерашнее происшествие было подстроено – а это оказалось куда проще, чем она вообразила!

- То есть вы признаете, что это ваших рук дело? Отлично. Тогда я все