Цветок Аида - Алина Ланская

— Кора! Милая! — Бабушка, как обычно, уже на ногах и готовит мои любимые овсяные печенья. — Иди завтракать.

Мы живем с ней вдвоем в маленьком одноэтажном коттедже на краю огромного поместья, которое принадлежит папе и его семье. Моя мачеха пару раз предлагала нам с бабулей переехать в большой дом, но всегда получала вежливый отказ.

— Спасибо, ба!

Через полчаса за нами приедет машина, и шофер отвезет нас в город. На юго-западе Москвы есть небольшой цветочный магазин, который принадлежит нам с бабулей. Когда-то, еще до моего рождения, папа подарил его маме. Она обожала цветы, разговаривала с ними, а они ее слушали. Потом мама умерла, и магазин остался нам.

Бабуля говорит, что эта любовь к цветам передается из поколения в поколение всем женщинам нашего рода. 

— Кора, ты помнишь, что сегодня днем обещала пообедать с Игнатом? Мальчик специально приедет за тобой к нам в магазин.

— Конечно, помню, ба. Только Игнат давно не мальчик, ему уже двадцать пять лет.

— Для меня вы все дети. — Бабуля села рядом на стул и налила мне теплого молока. — Он хороший парень, с серьезными намерениями и столько лет влюблен в тебя. Дай ему шанс проявить себя!

— Я тоже его люблю, только как брата. — Я чмокнула бабушку в щеку и, забрав пустые тарелки, отнесла их в мойку. — Я ничего не хочу менять, меня все устраивает.

Бабушка молчала все то время, пока я мыла посуду, и, лишь когда я к ней обернулась, сказала:

— Мое сердце не вечное, Кора. Я должна знать, что о тебе позаботятся.

Не самое веселое начало дня. Бабушка у меня еще очень молода, ей чуть больше пятидесяти, но здоровье у нее очень слабое. И она права —  кроме друг друга у нас с ней никого нет.

— Я обязательно буду счастлива, бабуль. — Я крепко обняла ее за худенькие плечи. — Я никогда не подведу тебя и маму. Не волнуйся, пожалуйста, за меня.

Машина, как всегда, подъехала к дому ровно в семь, но почему-то мы поехали не на трассу, а свернули в сторону особняка.

— Что-то случилось?

— Хозяин велел вас в дом отвезти, — меланхолично ответил водитель, новенький, похоже, я его раньше не видела у нас.

Мы с бабулей молча переглянулись — папа не так часто о нас вспоминал, иногда мы могли неделями не видеться. Видимо, случилось нечто из ряда вон. Но не в семь утра!

— Кора, — шепнула ба, когда автомобиль остановился у парадного входа с колоннами, — убери волосы в пучок, сама знаешь, как его раздражает, когда они распущены. Опять будет ворчать, что ты ими пол подметаешь.

Я послушалась бабушку. На душе и так было неспокойно — интуиция говорила, что ничем хорошим наш приезд к папе не закончится.

В доме чувствовалось напряжение в воздухе — как будто время застыло перед тем, как рухнуть в пропасть и там разбиться на тысячи осколков.

— Ты слышишь? — негромко спросила бабушка, и я уверенно кивнула. — Это Аделия плачет?

Из гостиной доносились всхлипывания моей младшей сводной сестры, ее родители негромко переругивались, но даже мне было ясно, насколько они раздражены друг другом.

— Каролина! Наконец-то!

Ко мне бросилась мачеха. Вообще-то ее зовут Ангелина Дмитриевна. Высокая, темноволосая и очень красивая. Ей чуть за сорок, но выглядит она лет на тридцать, не больше, поэтому все, включая ее родную дочь, называют ее не иначе как Геля.

— Что случилось? — Я едва не задохнулась в крепких объятиях мачехи. — Почему Аделия плачет?

— Потому что твоя сестра шлюха! — хрипло выплюнул папа. Он стоял у окна, весь красный, тяжело дыша, с ненавистью смотрел на свою любимицу. Я же во все глаза пялилась на него: Аделия — его принцесса, бриллиант на его короне. У нее всегда было все, что папа только мог ей дать: свою любовь,  свое внимание, свою нежность и безлимитную кредитную карту. 

— Не смей так говорить! — Геля уже обнимала свою дочь, которая ревела еще сильнее. Я оглянулась на бабушку. Та уже наливала из графина воду.

— Я… я… — За рыданиями Аделии невозможно было разобрать ни слова. Поэтому говорила ее мать.

— Девочка влюбилась! Это нормально в 18 лет! Тебя забыла спросить!

Я чуть не села мимо кресла — Геля никогда так не позволяла себе разговаривать с папой. Она у нас очень светская леди.

— А надо было спросить! — Папа изо всей силы хлопнул широкой ладонью по столу. — Надо было узнать у папы, можно в койку ложиться с первым встречным или нет! Еще и залетела от него! А теперь мы все по миру пойдем, поняла?! Все! И хорошо будет, если Аракчеевы нас не прикончат!

Эта фамилия мне ничего не говорила, так что я вопросительно посмотрела на бабушку. Она растерянно покачала головой — мы про папины дела вообще ничего не знаем, только то, что у него большой бизнес и этот бизнес приносит деньги.

— К счастью, у меня есть еще одна родная дочь!

От этих слов мне стало не по себе, я мгновенно забыла о неожиданной беременности младшей сестры и взглянула на папу. В детстве мне казалось, что он самый красивый мужчина на свете, а я просто недостаточно умна и хороша, чтобы он меня любил.

— Чего ты хочешь от Коры, Арсений? — Бабушка тоже чувствовала приближение беды.

— Кора должна выйти замуж за Даниза Аракчеева, — ответил папа, неотрывно глядя мне в глаза. — Это спасет мой бизнес, а значит, и ваши жизни тоже.

Аид 

Утренние пробки раздражали. В обе стороны, что особенно неприятно. На часах уже восемь сорок три, и если проторчу на Рублевке еще полчаса, то весь день придется сдвигать из-за этого ушлепка. Но вправить мозг Данизу надо лично — недомерок пока так и не осознал, что он должен семье.

Раз «встречка» занята, значит, по обочине. Здесь уже стоять не пришлось.

На приборной панели появился входящий вызов. Я ждал этого звонка.

— Все подчистили, Аид. Фоток и видео его ночных развлечений в Сети больше нет.

— И не будет?

— Нет. Я лично удалил из памяти телефонов все, что касается твоего младшего брата.

Голос в динамике принадлежал Артему. Мы знакомы с ним уже пять лет, прежде он никогда не подводил. Один из немногих бывших спецназовцев, которые остались у меня работать после смерти отца.

— Журналюги?

— Им пасть заткнули.

— Эти твари ничего не должны писать. Только то, за что мы им платим.

— Понял. Огласки не будет.

Через двадцать минут я уже поднимался по ступенькам особняка. Сзади осталась раздолбанная «бентли», которую отец подарил Данизу на двадцатилетие в прошлом году.

Я никогда не любил этот дом, он напоминал о жизни, которой у меня никогда не было, и о людях, о которых теперь вынужден заботиться.