Назначаю тебя палачом - Анна Васильевна Дубчак

Но, сказать честно, так не хочется умирать. Я еще не стара. Мне всего сорок три года. Может, я и некрасива. Вернее, я точно знаю, что некрасива, что у меня только фигура более-менее (хотя я и набираю вес), но лицо простое, черты лица мелкие, я вообще похожа на мышь.

Виктор так и звал меня – «моя мышка». Но я не обижалась, я любила его и находила, что хотя бы таким образом он выражает свою нежность. Зовут же мужчины своих жен зайчиками, бурундучками (это про Оксану, у которой забрали детей), кисками… Бррр… Уж лучше мышка, чем киска. Да и вообще, все противно.

Ненавижу мужиков! Когда у них не было денег, как-то терпели же нас, а теперь, когда перестали их считать, когда их так много, что не знают уже, как и на что (на кого) их потратить, совсем ума лишились. Ума и, главное, стыда.

К счастью, этот дневник никто не прочитает. Все это глупости, и я не собираюсь умирать. А потому буду писать здесь все, что хочу. Сама для себя. Возможно, для того чтобы потом, когда я встану на ноги, наберусь душевных сил, перечитать и понять, как многого я достигла.

Так вот. Самое время признаться, что я до сих пор люблю своего мужа. Что когда только вижу его (он иногда заезжает, чтобы забрать что-то из своих вещей или документов), я просто цепенею. Как тогда, когда влюбилась в него.

И это стыдно. Очень стыдно. Потому что мною, получается, управляют какие-то темные силы. Нормальная, адекватная женщина не может любить мужчину, который ее, во-первых, не уважает, во-вторых, презирает, ненавидит, предает, оскорбляет при каждом удобном случае, бьет, наконец!

Может, я какая-то извращенка? Или же мне просто не верится в то, что это конец?

Но я не мазохистка, нет. Я не знаю, кто я вообще. Наверное, уже никто.

Кто-то звонит… Думаю, курьер. Привезли заказ из кондитерской.

Что ж, пока не выставили на улицу, на мороз, пока есть деньги на пирожные и хороший кофе, буду наслаждаться. А потом… Потом я поеду к матери в Хвалынск. На Волгу. На все собранные деньги куплю пару коров или коз и начну продавать молоко и сметану. Как мама. Вот как-то так. Такой план».

Глава 2

20.01.2023 г. Женя

– Тонечка, как же я рада, что ты пришла! – Женя на пороге обняла подругу. – Проходи скорее! Там холодно?

– Да не холодно, плюсовая температура!

– Я никак не могу поверить, что холода отступили… Такие морозы были! Жуть! Мы вообще не гуляли, сидели дома – мы с Мишей и няня. Петр весь последний месяц жил в Москве, я тебе говорила, все торчал в библиотеке, собирал материал для своего романа. И главное, никому не говорит, о чем пишет. Может, фантастику, а может, что-то историческое, раз ему можно работать только в читальном зале.

– А Борис? – Антонина внимательно посмотрела на подругу. – Про Петра мне не так интересно.

– О нем вообще не хочу говорить.

Бронниковы, братья Борис и Петр, а также жена Бориса Женя и их маленький сынишка Миша, проживали в большом доме на окраине Подольска вместе с няней Соней. Борис Бронников, сорока пяти лет, известный московский адвокат, по мнению Тони, был без памяти влюблен в свою молодую жену и слишком уж чрезмерно ее опекал, что являлось причиной многочисленных семейных скандалов и время от времени вызывало в Жене желание развестись с ним. Петр, мужчина холостой, мягкий и добрый, постоянно мирил супругов и всегда был на стороне невестки.

– Да что случилось-то? Снова поссорились? Куда на этот раз он тебя не пустил?

– Ты сначала разденься, и пойдем на кухню… Петр приготовил берлинские пирожные.

– Петр или ваша Софья Николаевна?

– Ты по-прежнему называешь нашу Сонечку Софьей Николаевной?

– Так ей под шестьдесят, я не могу называть ее, как ты, Сонечкой.

– Просто ты видишь ее редко. Она такая пухленькая, маленькая, без единой морщинки, и такая какая-то своя, что я не могу называть ее по имени-отчеству. Ну а ты – как считаешь нужным, конечно же.

– Да, повезло вам с ней!

Женя помогла подруге раздеться, приняла ее куртку, повесила ее на вешалку и буквально за руку, радуясь ее приходу, привела подругу на кухню.

В доме было жарко, но в большой светлой кухне свежо из-за распахнутого окна.

– Сейчас закрою. – И Женя бросилась закрывать окно. – Вот, садись на свое место, оно тебя уже заждалось. Чай я уже заварила, а вот и пирожные! Та-дам!

И она сняла стеклянный прозрачный купол с блюда, на котором были разложены пахнущие лимоном пирожные под сахарной глазурью.

– Женя, кто дома? – заговорщицким тоном спросила Тоня.

Она жила в самом Подольске, была глубоко семейным человеком, замужем и имела двух детей. В последнее время ее муж начал хорошо зарабатывать и настоял на том, чтобы Тоня уволилась с работы и стала настоящей домохозяйкой. Это обстоятельство позволяло ей чаще видеться с Женей, и, главное, у нее появилось время для их общего хобби – подруги время от времени помогали Валерию Реброву, следователю и другу семьи Бронниковых, собирать информацию по уголовным делам, по сути расследуя их, что, собственно говоря, и вызывало тревогу Бориса, считавшего это занятие профанацией и вообще делом опасным.

Однако, несмотря на все это, Женя с Антониной все равно продолжали ввязываться в расследование, причем относились к этому, по мнению как Бориса, так и самого Реброва, довольно легкомысленно и, даже осознавая это, все равно куда-то ездили, с кем-то встречались, и для них это было, конечно же, развлечением.

Вот именно это их легкое отношение и бесило здравомыслящего и очень серьезного Бориса, заставляло его постоянно сдерживать жену, умолять бросить это дело. И если сразу после родов Женя на какое-то время и оставила свои «расследования» и все свое время посвящала маленькому сынишке, чему Борис искренне радовался и считал себя по-настоящему счастливым, то уже буквально через месяц начал замечать, как его молодая жена все чаще затевает разговоры на тему свободы в браке, «свободы перемещения в пространстве» (как она любила повторять) и вообще начинает хандрить и откровенно скучать. А теперь еще они наняли хорошую няню Соню, что давало