Проклятие валькирии - Елена Счастная

Хозяйка закивала и тут же сомкнула цепочку амулета на шее девушки. Та задержала дыхание, а через миг облегченно выдохнула и, кажется, уснула, совсем измученная.

— Кто она? — спросил на этот раз совсем уж ошарашенный Оттар, верно, в этот самый момент размышляя, не стоит ли избавиться от нежданной и столь загадочной находки тотчас же.

— Она говорящая-с-мертвыми. Но, скорей всего, сама толком ничего не знает о себе, — Рунвид поднялась, оправляя рукава платья.

Она старалась говорить спокойно и веско, чтобы не пугать приютивших девочку хозяев. Только вот ларец спрятать им нужно не для ее безопасности, а для собственной.

— И что же нам теперь с ней делать?

Оттар обнял за плечо прижавшуюся к нему жену Уна теперь тоже смотрела на рыжеволосую с обреченностью и страхом. Словно в их дом по ошибке попало чудовище из самых недр Хельхейма.

— Отправьте ее ко мне, когда придет в себя и поправится, — Рунвид запахнулась плащ, собираясь уходить. — И дайте девочке имя. Светлое и хорошее. Оно поможет и ей, и вам.

— Асвейг, — тут же проговорила молодая хозяйка, и глаза ее потеплели. — Пусть зовется Асвейг. Это хорошее имя.

Оттар вздохнул, кивая. И в душе поселилась уверенность, что теперь девочку не обидят. А уж Рунвид попытается понять, кто она такая и зачем оказалась в Гокстаде.

_____________________________________________________________________

*Худ — средневековый элемент одежды, капюшон с длинным «хвостом».

**Трелль — раб.

***Венды — так викинги называли славян.

Три зимы спустя.

Тинг в Гокстаде собрал видимо-невидимо народу. Все херады* обошла бирка с известием о нем, и каждый посчитал своим долгом пустить ее дальше. Раскинулись на порядком вытоптанных лугах вокруг города пестрые шатры и палатки. Там забурлила своя жизнь, развернулись и походные мастерские: кому телегу починить после долгой дороги, кому лошадь подковать. А на улицах стало не протолкнуться. Для увеселения людей устроили и широкую ярмарку — стеклись на нее многие купцы даже с тех земель, что не принадлежали конунгу Фадиру. Много среди них было его давних друзей, но случались и те, кто прибыл в Гокстад впервые. Никто не упустит возможности поторговать в столь «рыбные» дни.

Даже погода разгулялась всем на радость. Солнце лишь иногда скрывалось за быстро бегущими облаками, таяли остатки снега в низинах и складках окружающих город со всех сторон гор. Парни поскидали шапки, распахнули вороты рубах, открывая взору могучие шеи с висящими на них оберегами. Девушки накрыли плечи легкими плащами, красуясь расшитыми платьями и ткаными узорными поясками: не зря просижены холодные вечера у огня за рукоделием.

Вот и Борга надела новый наряд, и глаза-то у нее горели интересом: столько незнакомого люда вокруг. Она щебетала без умолку, рассказывая, кажется, все и обо всех. Асвейг только кивала и слушала, даже не пытаясь запомнить кучи имен, которые с легкостью умещались в голове подруги. А той все было в радость: она всерьез надеялась на этом тинге встретить того, за кого замуж после выйдет. Уж и возраст подошел. Сама она рода незнатного, а потому нечего ей о знатном женихе переживать. Хорошо бы работящий попался, с умом, да наружностью приятный. А лучше того и наследством не обделенный да побывавший хоть в одном походе. Так она и рассуждала, поглядывая по сторонам, а на тоскливый вид Асвейг и внимания не обращала. Она давно уж посмеивалась над тем, как та любой мысли о замужестве чурается. И никто-то ей не нужен. Сидела бы целыми днями со старой Рунвид да пряжу перебирала, слушая ее небылицы.

Чем именно занимаются они с колдуньей, живущей на окраине Гокстада, Асвейг предпочитала не рассказывать никому А то неодобрения знакомых не избежать. Смутно чуяла она в душе, что к хорошему болтовня ее не приведет, слоено однажды уже довелось ей познать силу людского гнева, вызванного страхом перед тем, в чем мало кто разумел. Только все позабыла вместе со всей жизнью до того, как оказалась в Гокстаде.

Поэтому Асвейг терпела беззлобные подначивания Борги. И втайне надеялась, что однажды познает себя и СВОИ СИЛЫ лучше, чем теперь.

Они с подругой прошли между ремесленных рядов, куда еще доносился запах рыбы с пристани, свернули к торговым, шумным и многолюдным. Здесь продавали дорогие заморские ткани из тонкого хлопка. На прилавках переливались в солнечных лучах самоцветные и дорогие — стеклянные — бусы. Борга позабыла, о чем говорила только что, и сразу остановилась у одного из прилавков, улыбаясь торговцу. Тот приглашающим жестом указал на украшения. Девушка принялась разглядывать одно за другим, поднимая их на ладони. Асвейг приготовилась задержаться здесь. Это надолго.

Немного помолчав, перебирая товары, Борга вновь спохватилась, словно вспомнила что-то, о чем давно хотела рассказать.

— Говорят, нынче приехал на тинг Радвальд Белая Кость, конунг из Скодубрюнне, — не отвлекаясь от изучения украшений, пробормотала она. И добавила многозначительно: — С сыновьями. А их у него немало.

— И что же с того? — Асвейг тоже взяла с прилавка нитку бус, нежно-голубых с редкими вкраплениями ярко-красного цвета, точно капли крови на льду.

И тут же вспомнила о нескольких марках серебра, что лежали у нее в поясном кошеле. Деньги немалые, собранные понемногу за несколько лун: может, и можно потратить часть себе на радость?

Подруга, покосившись на нее, дернула плечом.

— Да может, ничего особенного. Кроме того, что из них некоторые не женаты. А еще, говорят, среди них есть один очень уж приметный. Его родила рабыня, а конунг признавать до сих пор прилюдно не хочет. Но при себе держит. А тот служит его охранителем. И судачат, мол, одним своим видом кого угодно напугает. Уродливый больно…

Она приложила зеленые бусы себе на грудь и хитро прищурилась, когда торговец причмокнул губами в знак того, что украшение дивно ей идет. Да и не лгал он ничуть, не лукавил: оно прекрасно подходило к золотисто-русым волосам Борги, бросало особый оттенок в серые глаза. Но, правду сказать, на такую богатую грудь хоть простую веревку повесь, она будет смотреться всем на зависть.

Асвейг вздохнула:

— Наверняка, те, кто о том судачат, сами его и не встречали ни разу, — и отложила приглянувшиеся бусы. Ну их, деньги на другое пригодятся.

— Да конунг его и не скрывает, в подполе не прячет. Уж, знать, есть те, кто встречал… Еще слышала такое, — понизив голос, добавила Борга, чуть краснея, — мол, даже невольницы ревом ревут, те, которым в его постели довелось побывать. Мучает их да бьет.

Асвейг закатила глаза. Ох уж эти людские кривотолки. Напридумывают много, а правды в том — и горсть и не наберется. К тому же слушать про незнакомого воина, пусть даже небылицы о нем ходят самые страшные, неинтересно. Пустое это все.

Торговец вдруг перестал зазывно улыбаться Борге и поднял взгляд на кого-то, кто подошел к Асвейг со спины.