Плакучее дерево - Назим Ракха

— Он шериф в Орегоне. Говорит, что хочет взять меня к себе помощником.

Ирен подняла голову от разделочной доски:

— С каких это пор ты ищешь работу?

Нэт вот уже девять лет проработал помощником шерифа округа Юнион. Не первым помощником, но, похоже, все к тому шло. Нэт был умный, общительный, к тому же герой войны. Ирен не сомневалась, что когда-нибудь ее мужа выберут шерифом.

— С тех пор, как поговорил с Добином. Так его зовут. Добин Стубник. Мы с ним подружились еще во Вьетнаме.

— Шериф Стубнек?

— Стубник.

— Ясно. — Ирен потянулась за картофелиной и разрезала ее пополам. На обед будет рагу. Говядина, морковь, картофель и маленькие луковицы, которые Нэт терпеть не мог, а дети просто обожали.

— Он хороший парень, — сообщил Нэт. — Сообразительный, проворный, легкий на подъем. — Отодвинув в сторону разделочную доску, он развернул и расправил на столе карту, новенькую и хрустящую, после чего провел пальцем боксера-тяжеловеса по левому ее краю и остановился на слове «Орегон». — Это дикая местность вот здесь, — пояснил он. — Народу мало, простора много. Черт побери, часть ее до сих пор считается фронтиром.

Ирен посмотрела туда, куда уперся палец мужа, и представила себе эпизод из фильма с участием Джона Уэйна: ковбои, индейцы, салуны, знойные полногрудые барменши. Самая дальняя западная точка от ее дома в Карлтоне, штат Иллинойс, в которой она бывала, — это Миссури. И она ее вполне устраивала.

— Там есть все, дорогая. Горы, озера, океан, все, что пожелаешь.

Ирен отложила нож. Она выросла в доме, в котором сейчас готовила ужин. Ее мать тоже готовила еду на этой кухне, так же как и ее бабушка. Дом построил ее прадед. Дом стоял на прекрасной плодородной земле, которую Миссури обвивала, подобно нежной руке. А Нэт? Он вырос неподалеку, в трех милях отсюда. Его семья вот уже пятьдесят пять лет держала единственную в Карлтоне мясную лавку. Двое детей Ирен и Нэта, Шэп и Блисс, ходили в ту же школу, что когда-то и они сами. У них были даже те же самые учителя. Иллинойс был их домом, их единственным домом. И он, черт побери, останется им навсегда. Она повернулась лицом к мужу:

— Семья, Нэт. У нас там нет родственников.

Нэт взял со стола карту, сложил и выровнял по линиям сгиба.

— Верно, мы все время жили рядом с родственниками, твоими и моими. Но разве тебе не хочется начать новую жизнь, рассчитывая только на себя? — спросил он и похлопал картой по ладони. — Лично я считаю, что было бы неплохо, если бы мы с тобой туда переехали.

Ирен бросила на мужа выразительный взгляд, вернула на место разделочную доску, думая о том, какая муха укусила сегодня Нэта и, что гораздо важнее, как ей разрешить возникшую проблему. Невысокий и коренастый, Нэт всегда вел себя с уверенностью рослого мужчины. На крепкой, мощной шее сидела не менее крупная голова. Ничто не могло заставить отступить такого, как он, если он уже принял решение.

— Не знаю, о чем ты говоришь, Натаниэл Стенли. Если уж на то пошло, переезды никому не шли на пользу, кроме тебя.

Нэт взял морковку и, с хрустом впившись в нее зубами, отошел к раковине, где откусил от морковки еще кусок. Ирен вздохнула, а ее нож громким стаккато застучал по разделочной доске.

— Ты ведь не просто с корнем выдернешь свою жизнь из земли, как какой-нибудь сорняк, Нэт. Я знаю, многие люди так и поступают, но от этого их поступки не становятся правильней. Это дом. — Стук. — Твоя мама, твой брат, твои тетки, дядья, племянники и племянницы. — Стук, стук, стук, стук. — Все, кто как-то связан с нами, живут здесь. И не важно, надоели они нам или нет. Они наша семья, наши родственники. Нельзя оставлять семью.

Ирен высыпала нашинкованные овощи в кастрюлю и подошла к раковине.

— В любом случае, — произнесла она, отодвинув бедром мужа, чтобы тот посторонился. — Дети все еще ходят в школу. Блисс избрали секретарем класса, а Шэп…

Она закрыла кран, взяла полотенце и выглянула в окно. Солнце, красный шар на алом небе, раскрасил все вокруг — землю, сарай, даже детей — оттенками розового и персикового цвета. Блисс и Джефф принялись карабкаться на старый клен, Шэп со своей трубой все еще оставался в поле. Он играл «Тихую ночь», и его долгие, жалобные ноты заставили Ирен прижать полотенце к груди. Это был заключительный музыкальный номер ее сына за день. В хорошую погоду он обычно исполнял его на трубе на открытом воздухе. В плохую — дома на пианино. Нэт часто ворчал, что ему до смерти осточертело круглый год слушать рождественскую песню.

— Шэп. — Нэт выплюнул последний кусочек моркови в раковину, затем захлопнул окно. — Место вроде Орегона? Знаешь, оно чертовски подойдет для нашего парня. — Он вытер губы тыльной стороной ладони. — По-моему, Ирен, Орегон — это именно то, что ему нужно.

Правая рука начальника тюрьмы Тэба Мейсона начала терять свой цвет, когда ему исполнилось тридцать пять лет. Все началось с пятен, и поначалу могло показаться, будто высокий мускулистый черный мужчина выцветает, как будто пораженный лишаем. Затем белые пятна увеличились в размере и слились воедино, пока вся рука не стала выглядеть так, будто принадлежит какому-нибудь белому мужчине из камеры смертников Орегонской тюрьмы. Единственная разница состояла в том, что этой рукой он никого не убивал.

Впрочем, он никогда не был даже близок к чему-то такому. В памяти Мейсона всплыла лишь короткая улыбка, запах мела, дерева и пота. Тьюлейн и его мерзкий деланый смех… Мейсон сжал телефонную трубку и быстро, без особых усилий, подавил мысленный образ.

— Мейсон, дружище! — раздался в трубке голос Дика Гефке. — Вы играете сейчас?

Тэб Мейсон закатил глаза. Он говорил по телефону уже четыре с половиной минуты, и ему было не до рассуждений о спорте.

— Нет, сэр, боюсь, что не могу ничего сказать об игре.

— Вы представляете себе, Тэб, что вы пропустили?

Мейсон признался, что не представляет, и его начальник вздохнул. Гефке, бывший квотербек сборной колледжа, пребывал в уверенности, что все черные мужчины поголовно имеют врожденную тягу к спорту. «Инстинкт», — не раз заявлял он. В целом Мейсон считал директора Департамента исправительных учреждений добродушным засранцем, как и большинство здешних людей, с которыми он познакомился после того, как пять лет назад переехал из Флориды в Орегон. Вполне симпатичные личности, но непривычные к присутствию в их жизни чернокожих, эти люди из самых благих побуждений говорили такие вещи, что, живи они в другом месте, например в Чикаго, им бы точно не поздоровилось. За их слова им там в два счета надрали бы задницу. Или даже пристрелили бы.

— У меня тут и без того дел хватает, сэр.

— Это плохо, потому что нам, черт возьми, наверняка придется лишить воды всю Аризону. Мы с Сюзи этим вечером едем к Юджину. Ради собственной безопасности постарайтесь держаться подальше от дороги.