Потерянная Библия - Игорь Берглер

Когда сзади его схватила за шею стальная рука, он не почувствовал ничего. Рука сжалась, лишая его чувств. Ощущений не было, слишком велика оказалась сила страха. Он умирал от ужаса. Возможно, так даже лучше — умереть, подобно пойманной тигром антилопе. Адреналин избавил его от боли, ужас подарил забвение. Он ощутил легкий укол в шею, а затем — только холод, нарастающий холод. По телу словно ползли ледяные лозы, опутывая его с ног до головы. И на какое-то мгновение он ощущал только их, понимая, что ему конец.

Полиция прервала лекцию Чарльза Бейкера в отеле «Централ Парк» как раз в тот самый миг, когда церковный колокол пробил полдень. Мероприятие проходило в небольшом, стильно оформленном конференц-зале, где обычно не требовался микрофон. Все были знакомы друг с другом, взаимный интерес возрастал, и увлеченность достигла апогея, как вдруг зазвонил колокол, а дверь с грохотом ударилась о стену. Шестьдесят восемь участников конференции вздрогнули и все как один повернули головы, когда в твердыню науки ворвалась группа полицейских в форме и офицеров в кожаных пиджаках. Как правило, профессорам не приходится сталкиваться с грубым обращением со стороны правоохранительных органов, поэтому неудивительно, что присутствующие пришли в ужас при виде толпы полицейских, которые вряд ли придерживались правил этикета, служа своему обанкротившемуся государству. Стоявший на подиуме профессор Бейкер отпустил шутку по поводу вторжения остготов. Непрошеные гости упорно держались в дверном проеме, а один из них подошел к кафедре и прошептал что-то на ухо Чарльзу, который машинально прикрыл рукой микрофон.

Выслушав рассказ полицейского, Чарльз поинтересовался, сколько времени это займет.

Полицейский пожал плечами:

— Надеюсь, немного. Начальство вам все расскажет.

Вдруг осознав, что неудачно выбрал слова, полицейский состроил мину человека, надеющегося на то, что его не поймут превратно.

Утопая каблуками в поразительно мягком ковре, представитель полиции Сигишоары все стоял возле Чарльза и явно не собирался уходить отсюда без него. Естественно, Чарльз задавался вопросом, какое ему дело до того, что происходит в этом маленьком трансильванском городке. Он написал несколько книг, имевших весьма отдаленное отношение к этому месту, и сейчас присутствовал на симпозиуме по истории Средних веков, но не было никаких причин подозревать, что написанное им могло каким-то образом нарушить закон.

Он бросил взгляд на дверь, где в окружении людей в форме помещение изучала женщина с мальчишеской стрижкой. Взгляд ее остановился на плакате, возвещавшем о начале СПЕЦИАЛЬНОЙ КОНФЕРЕЦИИ: ОСНОВНОЙ ДОКЛАДЧИК ЧАРЛЬЗ БЕЙКЕР, ПРИНСТОН. Он предположил, что слава бежит впереди него и что именно поэтому полицейские пришли просить помощи в связи с неким инцидентом. Тем не менее подобная демонстрация силы была явно неуместна.

— Местные власти попросили меня поиграть в детектива. Предлагаю сделать перерыв и продолжить в четыре часа, как и предполагалось по расписанию. Мне очень хочется послушать коллег Йоханссона и Брайота из университетов Уппсалы и Сорбонны. Простите меня. Долг перед второй профессией зовет.

Последние слова Чарльз произнес с некоторой долей иронии. Профессора не покидало ощущение, что сейчас он расплачивается за множество своих публикаций. Какой-то дьявол подбил его обнародовать записи о, пожалуй, самой тщательно охраняемой тайне Авраама Линкольна, а также расследовать внезапное исчезновение горба Ричарда Третьего. Он прекрасно сознавал, что именно из-за этих так называемых достижений самые разные люди стали считать его кем-то вроде Шерлока Холмса от истории культуры. Дошло до того, что он начал получать письма с предложениями раскрыть всяческие тайны за вознаграждение. Например, ему предлагали отыскать зарытые где-то сокровища ацтеков или опознать неких призраков, населявших замок в графстве Корнуолл, к явному неудовольствию русского миллионера, которому он принадлежал с недавних пор.

Но здесь, в этом городе, Чарльз собирался лишь поговорить с неким чудаком-затворником. Тем не менее местные власти настояли на том, чтобы приставить к нему полицейскую охрану. От подобного он обычно отказывался, не будучи официальным лицом или восточноевропейским мафиози. Однако местный мэр настаивал столь категорично, что Чарльз в конце концов решил, что два дня под надзором — это еще не конец света, к тому же присматривать за ним приставили какого-то болвана. В итоге Чарльз попросил лишь об одном: если ему захочется побыть в одиночестве по личным причинам, то охранник отправится погулять и не станет устраивать ему выволочку.

Вчера вечером во время приветственного ужина некий тип, явившийся, по всей видимости, из бара отеля, всячески пытался приблизиться к нему. Этот человек очень хотел вручить Чарльзу коричневую папку, судя по всему, с документами. Через некоторое время вмешался охранник и спровадил нарушителя прочь, хотя тот человек заметно сопротивлялся, упираясь каблуками в пол. А потом (это было уже сегодня утром) женщина средних лет каким-то образом сумела пробраться к роскошному шведскому столу, где завтракал Чарльз, и ухитрилась вручить ему записку, а затем очень быстро сбежала, не дав ему возможности ответить. Чарльз не счел необходимым звать на помощь тучного копа, — который вроде как должен был защищать его, но вместо этого предпочел совершить набег на шведский стол с явным намерением обожраться до потери сознания, — поэтому машинально положил записку в карман и тут же забыл о ней.

Чарльз был убежден в том, что завтрак — это самый важный прием пищи. В детстве он часто пропускал его, а потом наверстывал упущенное по ночам. Он изменил свой подход к еде, когда начал полнеть. Профессор никогда не знал, куда его занесет днем и чем придется питаться, поэтому стал как следует загружаться по утрам и ложиться спать на голодный желудок. Так продолжалось некоторое время, и вот теперь он мог разгуляться вволю. Всякий раз, оказываясь там, где столы ломились от традиционных блюд, приготовленных якобы по рецептам средневековой кухни, он ни в чем себе не отказывал.

Чарльз не зазнавался и не считал себя важной шишкой. Просто с недавних пор люди вдруг начали воспринимать его как человека, который знает, что к чему, причем некоторые — по веским причинам, некоторые — ни с того ни с сего. Он говорил себе, что если бы хотел славы, то стал бы рок-звездой.