Черный телефон - Джо Хилл

Приветствуя рождение нового автора, фанаты, критики и прочая публика задумываются: что обещает им его дальнейшее творчество? Каков его потенциал?

Рассказы сборника «Призраки двадцатого века» красноречиво отвечают на подобные вопросы.

Перевод Виталия Тулаева.

За месяц до сдачи сборника Эдди Кэррол открыл бумажный конверт, и на стол выскользнул журнал «Северное литературное обозрение». Эдди нередко получал журналы по почте – с названиями типа «Кладбищенский карнавал». Часто приходили и рукописи. Его дом в Бруклине превратился в склад подобной литературы, громоздившейся неопрятными кучами на диване и на столике с кофеваркой. Сплошной хоррор… Немыслимо прочесть все, что тебе поступает, однако, заступив на должность редактора «Лучшего современного хоррора Америки», Эдди такую попытку предпринял. Ему тогда только перевалило за тридцать.

Больше трети своей жизни он потратил на работу с антологиями, сдав в печать шестнадцать выпусков альманаха. Тысячи часов ушли на чтение, редактирование и подготовку ответов авторам. Тысячи часов, которые никто тебе не вернет…

Со временем Эдди особенно возненавидел поступающие с почтой журналы, презирая оседавшую на руках дешевую типографскую краску и ее мерзкую вонь. Экономией на материалах грешили многие издания.

Большую часть ложащейся на редакторский стол мазни Эдди не дочитывал – просто не находил в себе сил. При одной мысли об очередном рассказе о вампирах, предающихся плотской любви, накатывал приступ слабости. Он честно пытался продраться сквозь стилизацию под Лавкрафта, однако при первом же удручающе серьезном упоминании о Верховных Богах у него что-то немело внутри – так отнимается рука или нога перед инсультом. Эдди пугался: неужто дожил до паралича души?

Вскоре после развода обязанности редактора «Лучшего современного хоррора» превратились для него в утомительную и безрадостную повинность. Не бросить ли все к черту? Подобные мысли добавляли легкого оптимизма, однако всерьез Эдди об этом не помышлял. На его счет в банке ежегодно поступало двенадцать тысяч долларов. В основном доход складывался из гонораров за составление антологий плюс кое-что капало за публичные лекции и занятия со студентами. Без стабильной подпитки его ждал худший из возможных сценариев: придется искать работу.

Название выпавшего из конверта журнала ни о чем не говорило. Обычное литературное издание с фотографией склонившихся под ветром сосен на шершавой обложке. Штамп на последней странице заявлял, что обозрение издается университетом Катадина. Северная часть штата Нью-Йорк… Эдди перевернул обложку, и в руки ему упали два скрепленных степлером листа – письмо от главного редактора, преподавателя английской литературы Гарольда Нунана.

Прошлой зимой на Гарольда вышел человек, работавший в университете лаборантом на полставки – некто Питер Килрю. Прослышав, что Нунана назначили главным редактором журнала, и тот принимает заявки на публикацию, Килрю попросил его глянуть на свой рассказ. Нунан пообещал – больше из вежливости. Однако, прочитав рукопись под названием «Мальчик с пуговицами: история любви», он был поражен богатством и силой языка автора, а также жутковатым сюжетом. Для Гарольда работа редактора была внове. Прежний главный, Фрэнк Макдейн, ушел на пенсию, отработав в журнале двадцать лет, и Гарольду хотелось несколько изменить приоритеты, обратившись к литературе, которая встряхнула бы тихую читательскую аудиторию.

«Вероятно, я в этом преуспел», – писал он. Вскоре после публикации «Мальчика…» глава факультета английской литературы в частном разговоре раскритиковал нового главного редактора, сказав, что тот превратил журнал в площадку для примитивного эпатажа, присущего молодежной культуре. Почти пятьдесят человек отказалось от подписки – не шутка для издания с тиражом около тысячи экземпляров. Одна из выпускниц университета, в основном финансировавшая «Литературное обозрение», впав в ярость, остановила спонсорские перечисления.

Нунану пришлось уволиться, и пенсионер Фрэнк Макдейн, откликнувшись на призыв общественности, согласился курировать журнал.

Письмо Нунан завершил так:

Эдди прочел письмо в прихожей и, не раздеваясь, открыл страницу с началом рассказа. Через пять минут ему стало жарко, и, бросив куртку на крючок, он переместился на кухню.

Устроившись на ступеньках поднимающейся из кухни лестницы, Эдди пробежал несколько страниц. Машинально перебрался на диван в кабинете, откинув голову на стопку книг, и продолжил чтение под косыми лучами слабенького октябрьского солнца.

Он на одном дыхании дошел до конца и выпрямился, словно опьянев от странного восторга. Настолько жесткой, если не сказать – отвратительной – прозы ему встречать еще не доводилось, а это кое о чем говорило. В профессиональной жизни через его руки проходила разная литература – была и жесткая, и отвратительная. Порой в этом болезненном, засиженном трупными мухами болоте вырастал цветок невероятной красоты. Сегодня был тот самый случай. Новый цветок оказался злым и испорченным, однако Эдди желал его сорвать. Он вернулся к началу и вновь углубился в повествование.

* * *

Главная героиня – замкнутая семнадцатилетняя девушка по имени Кейт, которую в начале рассказа затаскивает в свою машину настоящий великан с болезненно-желтыми глазами и железными брекетами во рту. Гигант связывает ей руки и пихает на пол между сиденьями мини-фургона, а там уже лежит парнишка примерно ее возраста. Кейт решает, что мальчик мертв – уж очень тот изуродован. К его стянутым стальной проволокой векам грубо пришпилены круглые желтые пуговицы с изображением улыбающейся рожицы.

Парнишка неожиданно оживает, касаясь рукой бедра Кейт. Та захлебывается беззвучным криком, а мальчик продолжает шарить по ее телу, наконец добирается до лица, и шепчет: его зовут Джим, с гигантом он таскается по дорогам уже неделю – с тех пор, как тот убил его родителей.

«Он проколол мне глаза и заявил, что моя душа вылетела сквозь дырки. Мол, он слышал такой звук, какой бывает, когда дунешь в пустую бутылку из-под колы. Говорит, слушал бы и слушал. А потом воткнул мне в глазницы эти заглушки – чтобы жизнь не утекла из тела». Мальчик касается желтых смайликов. «Хочет посмотреть, сколько мне удастся прожить без души».