С неба женщина упала - Лариса Ильина

— Не забудь мне документы отдать, — напомнила я ему через некоторое время, — мне сегодня машина просто необходима.

— Конечно, — отозвался муж, увлеченно поглощая бутерброды с сыром. Сыр являлся его слабостью, если говорить, честно, далеко не единственной.

— Отдай сейчас, забудешь ведь.

— Никогда, — Антон чмокнул меня в щеку и заглянул в глаза. — Алевтина, сделай еще один, будь добра!

— Тебе вокруг дома бегать надо, а не бутерброды трескать, — сурово отозвалась я и потянулась к маслу. Все равно не отстанет. Сам он этого делать не умеет, а мамы по случаю раннего часа рядом нет.

Но сегодняшнее утро во всех отношениях было необычным, и минут через пять на кухне собралось все святое семейство.

— Какую ночь не сплю! — трагически сообщила нам Вероника Александровна и тяжело опустилась на табурет.

Внимание, с которым заботливая дочь склонилась к страдающей матери, ясно дало мне понять, что разыгрывается очередной семейный спектакль, спланированный и отрепетированный загодя.

— Почему, мамочка?

В течение следующих пяти минут мамочка поясняла причины поразившей ее тяжелой бессонницы, которая, между прочим, не помешала ей храпеть так, что общая с ее комнатой стенка нашей спальни сотрясалась от поистине львиного рыка. Вероятно, это была какая-то особая, озвученная бессонница, посещающая лишь особо одаренных и достойных. Суть напасти крылась в следующем: ранее положительный и достойный во всех отношениях ее сын Антон по какой-то весьма загадочной и непонятной причине вдруг стремительно покатился под гору, начал спиваться и перестал писать что-либо достойное его истинного таланта. Затем слово взяла родная сестра поэта, стесняющаяся в выражениях гораздо меньше, чем маменька. Тем временем истинная причина всех этих бед и напастей на несчастную семью внимательно выслушивала все произносимое дорогими родственниками и медленно наполнялась не то что злобой, а самой что ни на есть черной ненавистью. Сам виновник тихо сидел в сторонке, понурив головку, затем с завидной ловкостью и вовсе с кухни исчез, словно бы растворился. Сраженная таким коварством супруга, я некоторое время молчала, затем, смахнув предварительно со стола все, что на нем было, взяла ответное слово, заставившее обеих женщин открыть рот и одновременно умолкнуть.

По этой самой причине я покинула квартиру в самом скверном расположении духа, сообразив лишь возле метро, что документы на машину Антон мне так и не отдал. Я взревела, как раненый носорог, и, спугнув с насиженного места двух алкашей, направилась к телефону. Взяв с мужа слово, что он доставит документы к метро в самое ближайшее время, направилась в магазин, рассчитывая, что пятнадцать минут в запасе у меня есть. Вернувшись, решила перезвонить, чтобы узнать, вышел ли он уже из дома, но в трубке упорно раздавались частые гудки. Итак, я вышла на свежий воздух и пнула ни в чем не повинную пустую банку.

Через сорок минут сидения на жестком подоконнике, сделав глубокий вдох, затем выдох, спрыгнула с насеста и подошла к висящим в вестибюле метро телефонам. Меня колотило от злости, но разрядиться возможности не представилось, номер был пo-прежнему наглухо занят. Пойти навстречу Антону я опасалась, слишком велика была вероятность разминуться. Добраться от нашего дома до метро можно было менее чем за десять минут, но несколькими дорогами, и какую из них изберет мой супруг, угадать невозможно. В принципе мне почти никогда не удавалось предугадать, что совершит мой муж: для обычных, человеческих поступков он .был слишком творческой натурой. В результате присущего ему творческого подхода моя машина оказалась в автосервисе, не имеющем телефона и расположенном на противоположном конце города. И если до сего момента я все еще лелеяла надежду, что сумею забрать ее до обеда, то с каждой последующей минутой эта надежда таяла. Утренний наплыв пассажиров потихоньку иссякал, устали обниматься мои соседи по подоконнику, а я все стояла, поминутно выглядывая в окно, опасаясь, что супруг перепутает телефоны, возле которых мы должны встретиться. Наконец в окне мелькнула знакомая зеленая ветровка, и супруг расположился возле уличных автоматов, недоуменно вертя головой. Я досчитала про себя до десяти и вышла на улицу.

— А я тебя жду, жду. — Протягивая мне документы,муж заискивающе улыбнулся и чуть попятился назад.

— Ты где встал? — спросила я тихо, стараясь вести себя максимально сдержанно.

— У телефонов, где же еще... Ты же сама просила! — изумился мой супруг, а я вдруг поняла, что орать и объяснять ему что-либо бесполезно.

— Ты сюда целый час добирался? — все же не сдержалась я, а Антон сразу встрепенулся и восторженно принялся объяснять:

— Да ты понимаешь, Кулешин позвонил. Я сначала удивился, а он говорит, что мой сборник взял посмотреть Черепикин. Представляешь, чем это может закончиться?

Я кивнула. Закончится, вероятнее всего, как обычно: подборка гениальных стихов полетит в черепикинском кабинете в мусорную корзину. Но муж просто светился от счастья, поэтому вслух я сказала совсем другое:

— Ладно, я опаздываю. Пока!

Муж махнул мне ручкой, и мы, развернувшись в разные стороны, направились каждый по своим делам. Спускаясь по эскалатору, я размышляла, почему же моя семейная жизнь, толком еще не начавшись, начинала, похоже, разваливаться по всем швам. Проблемы и препятствия возникали у нас практически на каждом шагу, причем, как правило, на пустом; месте.

Самая большая проблема моего мужа и его сестрички, а главное, их мамы Вероники Александровны заключалась в том, что любвеобильная мать сумела внушить своим чадам, что они талантливы. И не просто талантливы, а гениальны. Но кто из смертных может признать гения в своем современнике? Конечно же, никто! Ее Светуля, одарённая, необычайно впечатлительная и ранимая натура, волею господней вынужденная прозябать в сером безликом обществе... Врожденная вредность и склочность любимой дочери не принимались во внимание, даже намек на это считался святотатством и богохульством. И если бы свекрови пришло в голову поинтересоваться моим мнением, я, пожалуй,смогла бы объяснить, отчего моей золовке, достигшей зрелого возраста, никак не удается выйти замуж.

А Антон?! Ах, Антон! В три годика он вышел к гостям, трогательно залез на стульчик и прочитал стихотворение Пушкина. Что это был за стишок, Вероника Александровна точно не помнила и всякий раз изобретала новый вариант.

Гениальный сын и в зрелом возрасте гениально декламировал гениальные стихи. Как правило, чужие. Свои иногда появлялись, но достаточно редко. И, вероятно, остались бы незамеченными, если бы мать гения не хватала телефонную трубку и не обзванивала всех знакомых по списку, с чувством зачитывая им новое произведение. Одна из моих приятельниц как-то пожаловалась мне на тяжкие телефонные творческие вечера, которые она стоически выдерживала не один год. Я с гением не была знакома, но проделки его мамочки чрезвычайно меня рассмешили, и я предложила приятельнице пригласить его на открытие выставки питерских художников Игоря Сельцова и Леонида Карасашьянца в галерее, где я работала.