Загадка Бомарше - Людмила Котлярова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Неожиданно для себя Феоктистов послушно вытянул вперед руки, а женщина быстро и ловко сняла с него пиджак.
— Молодец, — похвалила она его. — Теперь, то же самое сделайте и с ногами.
— Брюки, ни за что, — вдруг заерепенился он. — Они скрывают самое ценное из того, что есть у меня. Я никому это не показываю без необходимости. И тебе тоже. А вдруг сглазишь.
— Не говорите глупости. Лучше вытяните ноги.
И снова Феоктистов послушно вытянул, только на этот раз ноги, женщина сняла ботинки, затем попыталась расстегнуть брюки, но тут он вдруг стал вырываться.
— Ты хочешь меня изнасиловать. Я не желаю с тобой заниматься любовью. Ты не красива. Ты — просто уродина!
— Да, я уродина, — невозмутимо согласилась она, — и вам нет смысла волноваться, никто на вашу невинность не покушается.
Феоктистов вдруг рассмеялся.
— Ой, уморила. Да, знаешь, сколько у меня было женщин. Больше чем у тебя волос на голове. Меня бабы просто обожают.
— Я рада за вас. Только сейчас вам лучше всего спать.
Женщина склонилась над ним и ловко избавила его от брюк. Он даже не успел вовремя выступить с протестом. Но, оставшись без одежды, он неожиданно рассердился.
— Кто тебе разрешил снимать с меня брюки, извращенка. И что ты ко мне приклеилась, как жвачка к скамейке. Думаешь, я замолвлю словечко, и тебе дадут хорошую роль? Фигу. — Для большей убедительности он, в самом деле, показал фигу. — С такой рожей только прокаженных играть. В следующий раз я напишу пьесу, где действие происходит в лепрозории. Вот в ней у тебя точно будет роль главной прокаженной.
Сказав этот короткий спитч, Феоктистов вдруг встал, сделал несколько шагов, но неожиданно стал падать. Женщина лишь в последний момент успела его перехватить.
— Вам нельзя так много пить, Константин Вадимович, — с укоризной сказала она.
Но Феоктистову уже было не до разговоров с ней, им овладела непреодолимая сонливость. В ответ лишь хватило сил только что-то промычать. С ее помощью он дотащился до кровати и кулем упал на нее.
И все же силы на последнюю реплику у него еще оставались.
— Сгинь сатана! Что хочу, то и делаю, никто мне не указ.
Через несколько секунд Феоктистов уже громко храпел.
Было еще раннее утро, когда Феоктистов проснулся. Ему понадобилось какое-то время, чтобы осознать, где он лежит. Внезапно он ощутил сильную жажду. Вставать жутко не хотелось, но и терпеть ее он не мог. Не без усилий Феоктистов сполз с кровати, и нетвердой походкой направился к столу. Так как в номере было еще темно, пришлось шарить в поисках графина по нему руками.
Но графина на столе не оказалось. Это моментально вывело Феоктистова из себя.
— Черт побери! Есть в этом паршивом номере хоть капля воды! Хотя бы одна капля! — Со всего размаха его кулак опустился на стол. Не удержавшись на ногах, он полетел в кресло, в котором примостилась на ночь Аркашова. Когда на нее упало тяжелое мужское тело, она закричала.
Ничего не понимающий Феоктистов вскочил на ноги и уставился на женщину.
— Вы, вы кто? Горничная? Да как вы смеете тут находиться! Что за порядки в вашей гостинице! Я буду жаловаться!
— Доброе утро, Константин Вадимович, — уже спокойным тоном ответила Аркашова. — Я не горничная. Я актриса. Актриса театра, в котором вы будете ставить свою пьесу. И сегодня в девять часов у нас первая репетиция. Пожалуйста, не опаздывайте. А я с вашего разрешения пойду.
Аркашова встала и направилась к двери. Феоктистов несколько мгновений ошеломленно смотрел ей вслед. Внезапно он закричал:
— Подождите, актриса, или как вас там! А почему вы оказались ночью в моем номере?
Аркашова остановилась, повернулась к нему.
— Спасала вашу репутацию, — с глубоко скрытой насмешкой ответила она. — Неужели вы ничего не помните?
— У меня не бывает провалов в памяти, даже когда я в стельку пьян. А если я вчера и перебрал, то совсем не много. Во всяком случае, не настолько, чтобы ничего не помнить.
— Я вас прекрасно понимаю, Константин Вадимович. Очень удобная позиция все отрицать. Даже такие очевидные вещи, как вчерашний день.
Феоктистов наморщил лоб, пытаясь то ли что-то вспомнить, то ли что-то, наконец, понять.
— Откуда вам известно мое имя? Вы что рылись в моих документах?
Феоктистов устремился к Аркашовой и схватил ее за руку.
— Стойте! Я сейчас вызову администрацию. Пусть они с вами разберутся, выяснят, что вы за актриса такая!
Вместо ответа Аркашова вырвала из его клешни руку, достала удостоверение из сумочки и протянула его Феоктистову.
— Что это вы мне тут суете, что это за бумажонка? — грубо проговорил Феоктистов.
— Пропуск в театр, — пояснила женщина. — Вам должны были оформить такой же. Сравните.
Феоктистов поднес пропуск к глазам.
— Аркашова Елизавета Петровна, — прочитал он. — Да, действительно. Извините. Так вы, Елизавета Петровна, утверждаете, что спасали мою репутацию? Позвольте вас спросить, каким образом? И почему для этого вам потребовалось провести ночь в моем номере?
— Неужели вы ничего не помните?
— Помню. — Феоктистов напряг память. Но это не помогло, она ему так ничего и не сообщила. — Нет, ничего не помню, — вынужден был констатировать он.
— Вчера вам был представлен весь актерский состав, задействованный в вашей пьесе. Дальше это приятное знакомство, как у нас водится, было продолжено в ресторане в неформальной обстановке.
— Я это прекрасно помню. Только причем тут моя репутация? Неужели я устроил скандал в ресторане?
— Если не считать пары стульев, брошенных в официанта, и нецензурной брани, то в остальном, можно считать, вы вели себя почти безупречно.
— Что значит почти? — возмутился Феоктистов — На что вы намекаете? Уж не хотите ли вы сказать, что я еще и приставал к вам?
— Приставали, приставали. И в очень откровенной форме.
— Надеюсь, вы мне ничего такого не позволили?
— Позволила.
— То есть?
— А что вас так удивляет?
Феоктистов неожиданно для себя почувствовал некоторое смущение. В своей жизни ему доводилось приставать к немалому количеству женщин, но почему-то ему не хотелось, чтобы эта женщина вошла бы в их число. Хотя с другой стороны, какая, в сущности, разница.
— Ну, ведь вы не могли не видеть, что я смертельно пьян. Зачем вам это? Хотя вы, очевидно, хотите роль в моей пьесе?
— В вашей пьесе я уже имею роль. Но если следовать вашей логике, то для этого мне надо было бы снимать штаны не с вас, а с режиссера театра.