Цивилизация запахов. XVI – начало XIX века - Робер Мюшембле

Таким образом, духи изначально играли профилактическую роль, а также использовались в качестве средства соблазнения. Ароматы, имеющие двойственную природу, переносят как худшее, так и лучшее: извлекаемые из половых желез беспощадно уничтожаемых для этих целей экзотических животных, они возвещают о смерти людей своей эпохи, которая интимным образом ассоциируется с жизнью, эротикой и любовью. Напрасно охранители проклинали тех, кто пользовался духами для удовольствия. И богачи, и бедняки считали духи не только единственным средством от чумы, но и камуфлировали ими вонь, исходящую от их собственных тел, — на протяжении двух столетий мыться было не принято. Такая популярность духов обеспечивала благосостояние перчаточников-парфюмеров, потому что одежда и изделия из кожи должны были быть сильно надушены, чтобы защитить владельца от заражения. Первая ольфактивная (обонятельная) революция Нового времени произошла в период между Ренессансом и царствованием Людовика XIV (глава VI). В ходе второй, развернувшейся в эпоху Просвещения, мы видим полный отказ от мускусных запахов, на смену которым приходят фруктовые и цветочные запахи, а также ароматы специй. В отсутствие решительного прогресса в борьбе со зловонием она в основном исходит из культурного и социального выбора. Возможно, это было некое бегство от усиления фекальной вони, от которой не могли скрыться ни самые могущественные, ни самые богатые? Эта вторая ольфактивная революция поддерживалась нарастающим отвращением к нездоровым запахам, источаемым духами и изделиями из кожи — и те и другие изготавливались из останков животных. Коллективная чувствительность действительно претерпела глубокие изменения. После 1720 года чума отступила, а дьявола бояться перестали, и поэтому борьба с силами зла при помощи духов стала бесполезной. Женщины перестали быть объектом ненависти, и у ухаживающих за ними мужчин пропала необходимость покрывать себя броней из запахов. Сладкие и нежные духи — реванш женственности, которая нашла опору в смягчившемся взгляде на природу. Особенно это было свойственно аристократическому обществу и салонам эпохи Просвещения. В период между 1789 и 1815 годами в моду возвращаются мускусные запахи — в этом отразилась эпоха войн и завоеваний, однако духи на основе цветочных и фруктовых запахов своего первенства не уступали (глава VII).

Эти же запахи продолжают нравиться женщинам и в наши дни. Что бы ни говорили отдельные комментаторы, наша эра не является эрой тотальной дезодорации. Подобная интерпретация лишь маскирует внушительные изменения в понятиях о страдании и смерти, отныне скрытых от глаз и носов. Человек западного общества, конечно же, не потерял способности к обонянию. Наука, столь долго не уделявшая достаточного внимания этому явлению, в последнее время не только открыла его для себя, но и возвела в ранг самого острого из всех имеющихся чувств, способного воспринимать миллиарды оттенков. Чтобы попытаться понять столь внезапную реабилитацию обоняния, исследователям надо для начала разобраться в современном состоянии знаний по этому увлекательному вопросу.

До 2014 года отношение к обонянию было весьма пренебрежительным, даже презрительным. На фоне ярчайших технологических и научных открытий человеку, претендующему на свою исключительность в природе, это чувство казалось слишком животным и смущало его. Этот бесполезный рудимент животного прошлого беспощадно отторгался нашей уничтожающей запахи цивилизацией. Обоняние совершенно не интересовало ученых, которые никогда не пытались проверить расхожее мнение своих предшественников о том, что даже самый чувствительный человеческий нос в состоянии различать лишь 10 000 запахов. Действительно, этого мало на фоне зрения, способного различить миллионы оттенков, или слуха, различающего около 500 000 тонов. Этот своего рода биологический тупик, казалось, медленно отмирает.

В 2014 году произошел настоящий научный переворот. Команда ученых из Нью-Йоркского университета Рокфеллера заявила, что человек способен почувствовать более 1000 миллиардов запахов[6]. Подтверждает ли обоняние, обогнавшее все прочие чувства в наши дни, но безнадежно отстававшее раньше, правоту тех, кто считает, что мы живем в эпоху потрясающего прогресса? Увы, как и эфемерная роза, описанная Ронсаром, фантастическое открытие тоже быстро «увяло». В двух критических статьях появилась безжалостная критика якобы ложной математической модели, использованной для обработки материалов опыта, проведенного с участием двадцати шести добровольцев[7]. Можно подумать, что речь идет об американском ситкоме «Теория большого взрыва». Заслуживший похвалу Стивена Хокинга за блестящую демонстрацию новой теории молодой исследователь Шелдон Купер, столь же гениальный, сколь и упрямый, едва не потерял сознание, услышав финальную реплику великого физика: единственная проблема заключается в арифметической ошибке, обесценивающей всю теорию.

Озадаченный историк оказывается в замешательстве. Не имея возможности разобраться в том, кто из ученых прав в интеллектуальных битвах, он задается вопросом, чем можно мотивировать принятие той или иной точки зрения. Разве «жесткие» естественные науки не всегда объективны (о чем трубят на всех перекрестках), по сравнению с «мягкими» гуманитарными, которыми он занимается?

Прорыв в изучении обоняния в связи с производимыми экспериментами за последние двадцать пять лет очевиден. Открытие около четырехсот ольфактивных рецепторов человека поспособствовало некоторому прогрессу в молекулярной биологии и физиологии и очень сильно заинтересовало нейробиологов[8]. Стремясь понять механизм распознавания клетками специфических сигналов, в связи с количеством и разнообразием ольфактивных рецепторов они рассматривают обоняние как идеальную, эталонную модель. К тому же каждый индивид располагает практически уникальным, как отпечатки пальцев, набором генов ольфактивных рецепторов, связанных, кроме всего прочего, с его иммунной системой[9].