Укротитель кроликов - Кирилл Шелестов

Кабинет оформляла одна из подруг Храповицкого, считавшая себя современным дизайнером. Ее вкусом он искренне восхищался. Что до меня, то через полчаса пребывания здесь я испытывал приступы острой головной боли и нестерпимого желания признаться в чем-нибудь нехорошем, чего я, может, и не совершал вовсе. Полагаю, весь этот ураган цвета был ее изощренной местью Храповицкому за ее погубленную молодость.

Вася был самым старым из нас. Ему уже перевалило за сорок. Он тоже был высоким, еще выше Храповицкого, импозантным полнеющим мужчиной с благородной сединой в висках, грустными карими глазами и холеной благообразной бородкой. Никакой вольности в одежде Вася не признавал и носил только сшитые на заказ костюмы.

Трезвым я Васю не видел никогда. Да и не мечтал, хотя примерно раз в неделю он торжественно объявлял о том, что бросил пить, и настоятельно рекомендовал мне поступить так же. Я в рот не брал спиртного, но требовать от Васи, чтобы он запомнил что-то, непосредственно к нему не относящееся, было бы бесчеловечно.

Храповицкий и Вася были заняты важным делом: обсуждали возможность приобретения недвижимости в Монако. Собственно, обсуждал Вася. Храповицкий лишь вставлял какие-то реплики, раскладывал в компьютере пасьянсы и время от времени коротко отвечал на телефонные звонки.

Я поздоровался и уселся в кресло, игнорируя страдальческий взгляд шефа, в котором читалась просьба сделать с Васей что-нибудь плохое.

Вася между тем увлеченно листал каталоги с цветными фотографиями.

— Вот за этот дом, к примеру, просят всего шесть миллионов долларов. — Вася тыкал в картинку пальцем. — Ты только посмотри, какая красота!

Отчаявшись получить мою помощь, Храповицкий, наконец, вступил в беседу.

— Вася, — как ребенка начал уговаривать он. — В Монако скучно. Там не пьют по ночам, не заставляют телок раздеться догола в ресторане и не разбивают дорогие тачки о фонарные столбы. Ты там вымрешь, как мамонт, без привычной тебе обстановки. Представь, с утра и до вечера только ты и две твои жены. Все трое трезвые. Это же тюрьма, Вася. Ну зачем тебе тюрьма в Монако?

Перечень того, что запрещалось в Монако, был на удивление схож со списком последних Васиных подвигов. Но Вася предпочел этого не заметить.

— Как зачем? — горячился он. — Там все живут. Мадонна. Принц. Мне говорили в агентстве недвижимости. Приличные люди.

— Вася, посмотри в зеркало. Ты не похож на Мадонну, — резонно заметил Храповицкий. — У тебя даже музыкального слуха нет.

— А зато я себе герб заказал, — похвастался Вася, откидываясь в кресле и не без самодовольства поглаживая бородку. — Для своего дома на Кипре. Прибью прямо на входе.

— Какой еще герб? — не удержался я.

— Родовой, какой же еще! Дворянский!

— А ты разве дворянин? — удивленно поинтересовался Храповицкий.

— А черт ее знает! — пожал Вася плечами и провел ладонью по волосам, приглаживая и без того аккуратную прическу. — Может, и дворянин. Я же ни у кого не спрашивал. — Он подул на лацкан пиджака и смахнул несуществующую пылинку. — В любом случае, герб-то не помешает. Солидно. Будет написано по-латыни: Шишкин. Василий. Золотыми буквами. На голубом поле. А по краям розы. Десятку баксов отдал специалистам по гербарике…

— По геральдике, — поправил я. — Наука о гербах называется геральдика. А гербарии дети в школе составляют.

— Хватит умничать, — отмахнулся Вася. — Дизайн-то я все равно оставил свой. Ну так что: берем?

Вася был поразительным идиотом. До серьезных дел Храповицкий его не допускал, если не считать серьезным делом вызов проституток для массовых гуляний.

И хотя о том, что творится на фирме, Вася имел представление самое смутное, жажда деятельности его порой распирала. Со своими дурацкими каталогами он заявлялся на наши совещания вне зависимости от степени их важности. И тут же начинал убеждать нас приобрести старинные ружья на аукционе в Лондоне или обзавестись спутниковыми телефонами, которые позволят нам общаться друг с другом на глубине четыреста метров.

Изгнание Васи из фирмы было лишь вопросом времени. Поступить так сейчас Храповицкий не мог, поскольку не хотел оставаться один на один с Виктором Крапивиным, их третьим партнером, ревниво следившим за тем, как Храповицкий забирает все больше и больше власти. Вася был его преданным, хоть и нетрезвым союзником в постоянной, скрытой войне с Виктором.

Кстати, появления Виктора в кабинете я ждал с минуты на минуту. Стоило нам где-нибудь собраться, как он тут же возникал рядом. Очевидно, боясь допустить нашего сговора. А чем еще нам заниматься, как не сговариваться против Виктора?

Зато, когда я однажды обнаружил жучки у себя дома, мне не нужно было гадать, кем они установлены.

А вот на производственные совещания Виктор не ходил — это была заведомо проигрышная для него ситуация. Если бы он начал открыто противоречить Храповицкому и заступаться за директоров, некоторые из которых были его людьми, разногласия между главными партнерами стали бы очевидными для всех, тогда как сейчас о них знали лишь посвященные.

А если бы Виктор молчал, это лишь подчеркнуло бы ведущую роль Храповицкого. Зато Вася присутствовал на них с удовольствием, хотя и ничего не понимал. Ему нравилось представительствовать. Да и смотрелся он неплохо.

3

Виктор появился на пороге минут через пять после меня. Он был среднего роста, лысеющий, плотный, темноволосый, синеглазый, с довольно правильными чертами лица и нездоровой красноватой кожей в оспинах.

— Привет. Как дела? — с привычной нарочитой бодростью бросил он, пожимая нам руки. И обращаясь ко мне, добавил: — Грабишь Родину?

— Ну что ты, — ответил я скромно. — Грабите вы. Я пытаюсь ее спасти.

Виктор не выносил меня на дух, считая, что Храповицкий пригласил меня на работу лишь для того, чтобы ослабить его, Виктора, позиции в империи.

Считал он в целом правильно. Я был не самым ленивым сотрудником. Поэтому, хотя он являлся партнером, а я всего лишь мальчиком на побегушках, но исход дела подчас решало мое слово.

Все четверо мы были на «ты». Обнимались при встречах, не реже раза в неделю собирались вместе с постоянными или совсем непостоянными подругами и время от времени шумно загуливали за границей. Но друзьями мы, конечно же, не были.

— Ну, так что там с Пономарем? — спросил у меня Виктор, пропуская между ушей мою последнюю реплику. — Ты выяснил, кто его взрывал?

Александр Сушаков, по прозвищу Пономарь, был некогда близким другом Виктора, с которым они вместе начинали свой тернистый жизненный путь в торговле. Пономарь служил директором магазина, где Виктор в молодости совершенствовался в рубке мяса. Их творческая активность в сочетании с неугасимой алчностью через некоторое время превратила их во владельцев едва ли не всех пивных баров и ларьков в городе.

Пиво они разбавляли столь же неутомимо, как прежде воровали мясо. К началу новой русской революции оба были уже вполне богатыми людьми, что позволило им открыть банк. Который вскоре рухнул, похоронив под своими руинами не один десяток миллионов долларов. И пока многочисленные акционеры, состоявшие в основном из государственных предприятий, отчаянно боролись за остатки своей собственности, Крапивин и Пономарь покинули Россию и полгода лечили душевные раны обустройством поместий за границей.