За огненной чертой - Андрей Федорович Юденков

боевую задачу: разведать силы наступающего «противника», вступить в «бой» и «разгромить» его. На выполнение задачи ушла вся ночь. И только на рассвете километрах в пяти от Ельни мы встретились с «противником» — учащимися ремесленного училища, открытого незадолго до этого в Ельне.

В то утро стояла дивная погода. Дорога к дому вилась среди тучных нив. Уже высоко вытянулась ровная и густая рожь, зеленели посевы льна. Виды на урожай были отличные.

Несмотря на бессонную ночь и усталость, настроение у всех приподнятое. Что такое одна бессонная ночь и поход на два десятка километров, когда тебе от роду 22 года и силушку некуда девать!

Часов в десять утра я пришел домой, лег и заснул богатырским сном. А в это время...

А в это время на всем протяжении западной границы уже гремела война. Тысячи орудий и самолетов обрушили смерть на наши пограничные заставы, на мирные города.

Меня разбудила Наташа. По ее встревоженному лицу я понял: что-то случилось. Прерывающимся, каким-то чужим голосом она не сказала, а, скорее, выдохнула из себя:

— Война, Андрей! Сегодня на рассвете немцы бомбили Киев и Одессу...

Рядом с кроватью стоял на столе маленький детекторный приемник. В Шарапове, где мы тогда жили, он был чуть ли не единственным.

Я быстро надел наушники. Радио передавало заявление Советского правительства. В нем излагались обстоятельства вероломного нападения фашистской Германии на Советский Союз. Заявление заканчивалось словами: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами».

Вихрь самых разнообразных мыслей пронесся в голове, и среди них самая главная: «Что делать сейчас, немедленно?»

Через несколько минут я уже мчался на велосипеде в Ельню. Перед зданием райкома проходил митинг. Выступали руководители района — Валуев, Аниськов, а также рабочие, колхозники. Их речи были боевыми, полными надежд на скорую победу. Все свято верили: враг будет разгромлен в самые ближайшие дни... «Это Гитлеру не Европа, здесь ему быстро обломают зубы!»

Военкомат осаждали сотни людей, в особенности молодежь. Просьба у всех одна: «Пошлите скорее на фронт громить врага». Я тоже в первый день войны подал заявление с просьбой отправить меня добровольцем на фронт. Призыву по мобилизации не подлежал: был снят с военного учета из-за расширения вен правой голени.

К черту расширенные вены, я здоров, как бык, и не буду сидеть в тылу! Но мой номер, как говорится, не прошел: в армию не взяли. Велика была обида, да делать нечего, пришлось смириться.

Наш тихий городок стал походить на растревоженный муравейник. На второй день войны состоялся пленум райкома партии. В колхозы были направлены коммунисты для разъяснения населению его задач в условиях войны. В Ельне создали роту ЧОН (часть особого назначения), в которую вошел партийный и комсомольский актив, в том числе и я. Рота ЧОН (позднее такие формирования назывались истребительными батальонами) несла караульную службу, патрулировала по улицам, следила за порядком в городе и на мобилизационном пункте, охраняла железнодорожный мост, водокачку на Десне. Через несколько дней роту перевели на казарменное положение.

В районе четко и организованно прошла мобилизация людей и транспорта. Армии было передано более пяти тысяч лошадей, много повозок, автомашин и тракторов.

Рота ЧОН изучала военное дело и горела желанием драться с неприятелем, но пока такого случая не выпадало. И вдруг однажды по телефону сообщили, что неподалеку от полевого аэродрома высадился вражеский десант, охрана аэродрома ведет бой. Поднятым по тревоге чоновцам приказали ударить с тыла. Погрузившись в автомашины, мы вскоре оказались возле предполагаемого места высадки десанта. К аэродрому начали подкрадываться без всякой разведки. Патрули и секреты аэродрома предупреждены не были и продержали нас больше часа с поднятыми руками, пока из штаба не приехал начальник и всех не отпустил. Слух о десанте оказался ложным.

Это, конечно, нас разочаровало. Но наука пошла впрок: мы учились быть осмотрительными.

Незадолго до оккупации района гитлеровцы действительно выбросили десант с целью захвата аэродрома. Чоновцы вместе с подразделением регулярных войск разбили его. Это было боевое крещение будущих партизан.

Спустя неделю после начала войны фашистские самолеты бомбили Смоленск. Через Ельню на восток потянулись беженцы, шли эшелоны с ранеными, эвакуированными, имуществом. Докатывались до наших мест и остатки разбитых советских частей с западной границы.

Фронт довольно быстро приближался к Ельне. Бои шли где-то под Витебском. В Ельню прибыла пехотная дивизия и стала готовить линию обороны. Почти все население района участвовало в строительстве оборонительных сооружений. Копали противотанковые рвы, заготавливали в лесу колья для заграждений, ремонтировали дороги и мосты через многочисленные речки и болота, работали на аэродромах. Начальником одного из участков строительства оборонительной полосы на Угре был Василий Васильевич Казубский. Под его руководством находилось более тысячи рабочих, колхозников и служащих. Позднее Василий Васильевич не без иронии вспоминал, что на некоторое время ему пришлось стать «инженером-строителем».

Помимо местных жителей оборонительные сооружения под Ельней строили тысячи москвичей.

У районной партийной организации, кроме этого, было много и других важных дел. Пришла пора убирать урожай на колхозных полях, эвакуировать людей и материальные ценности в глубь страны. Ельнинский райком и райисполком разработали план эвакуации, с которым ознакомили все колхозы и предприятия. Эвакуация населения и материальных ценностей прошла организованно.

По указанию обкома партии партийные организации начали готовиться к работе в условиях подполья, развернулась подготовка к предстоящей партизанской борьбе. На специальном совещании в райкоме партии, проходившем под председательством Я. П. Валуева, определили, кто из коммунистов должен остаться в тылу врага; назначили командиров партизанских групп; установили явки и систему связи. Командиром одной из таких групп стал Василий Васильевич Казубский, который в то время был председателем Коробецкого сельсовета. Командиром другой группы назначили Тарасенкова[1].

В середине июля меня вызвал в райком партии Иван Павлович Гусев. У него в кабинете находился представитель фронтовой разведки. Мне поручили остаться на оккупированной территории, если фашистские войска займут Ельнинский район, постараться незаметно жить в деревне и, когда враги восстановят сообщение на железной дороге Смоленск — Мичуринск, проводить диверсии, взрывать рельсы и мосты. Для этих целей я тут же получил килограмма три тола в виде шашек по 200 и 400 граммов, несколько метров бикфордова шнура и с десяток взрывателей. Кроме того, дали винтовку, кажется, японского образца, сотню патронов к ней и наган. «Снаряжение» было не из лучших. Но такая слабая экипировка будущего подрывника не являлась результатом чьей-нибудь халатности или злого умысла. Просто тогда