Одной крови - Роман Супер

— Господи Иисусе!

— Да, вы будете спать, никаких сомнений, гарантия сто процентов. У вас неестественно сократится фаза так называемого быстрого сна и уменьшатся стадии так называемого медленного сна. Снотворный эффект продолжится часов шесть. А уже через недели две после первого приема препарата снотворный эффект начнет снижаться. Увы.

— И что же делать-то, сынок? Не лезть в это во все от греха подальше, да? Скажи, как лучше?

— Возможно, в вашем возрасте лучше все-таки остановиться на травках.

Сам я — методом проб и ошибок — остановился на «Донормиле».

Таблетка. Полчаса смотрю в потолок. И все. Взрывающаяся от страшных мыслей голова будто отделяется от тела и улетает в неизвестном направлении. Потолок исчезает во тьме. Все исчезает. Темнота и тишина. Такое желанное абсолютное ничто. И вот только в этом ничто на пару часов в сутки меня отпускает. Тогда я живу.

Спать я перестал ровно год назад.

— Привет, Юль. Слушай, мы уже два батона искрошили мандаринкам. Ты чего так долго едешь? Ну что там с результатом? Давай ты скажешь, что все в порядке?

— Привет, Ром. Классные мандаринки. Ты прости. Но это не туберкулез. Мы с женой сидим у пруда и кормим птиц. Вокруг нас бегает счастливый, небесной красоты трехлетний сын Лука. В сумке у меня бутылка шампанского.

Мы все вместе встретились в парке «Дубки», чтобы отметить годовщину свадьбы:

— Это точно не туберкулез. Компьютерная томография показала, что у меня рядом с легкими гроздь винограда. Как бы она не превратилась там в вино… Скорее всего, это рак. Его, конечно, еще нужно подтверждать. Но врач так посмотрел на меня, что. короче, давай поищем кого-нибудь вроде гематолога.

— Как это?

— Не знаю.

— За что? За что? За что?

— Не знаю.

Лука продолжает нарезать круги вокруг нас, не замечая, как родители изменились в лицах. Плавают мандаринки. Смотрю на стыдливо — будто это она виновата в еще не поставленном, но уже прозвучавшем диагнозе — улыбающуюся жену и зачем-то представляю себе ее похороны.

Начинается страшный ливень. Люди в парке разбегаются в поисках крыш. Смех тонет в страшном воющем ветре. Земля под нами за одну секунду превращается в хлюпающую глину. Откуда-то возникают уродливые похоронные венки. Раскаты грома, сквозь которые проступают рыдания и истерики родственников. А вокруг процессии носится Лука, так до сих пор и не понимающий, что на самом деле случилось. Он просто по-детски радуется большому скоплению родных людей, облетает их игрушечным вертолетом, подаренным на третий день рождения бабушкой.

И вот мы уже в церкви. И вот священник густым басом тараторит молитву: «Помяни, Господи Боже наш, в вере и надежде живота вечнаго преставльшуюся рабу Твою, сестру нашу Юлию, и яко Благ и Человеколюбец, отпущаяй грехи и потребляяй неправды, ослаби, остави и прости вся вольная ея согрешения и невольная, избави ея вечныя муки и огня геенскаго, и даруй ей причастие и наслаждение вечных Твоих благих, уготованных любящим Тя: аще бо и согреши, но не отступи от Тебе, и несумненно во Отца и Сына и Святого Духа, Бога Тя в Троице славимаго, верова, и Единицу в Троице и Троицу во Единстве православно даже до последняго своего издыхания исповеда.».

— Ну что, давай выпьем, Ром? Шампанское холодное?

— Давай, Юль. Я тебя люблю.

В 2002-м весна пришла очень рано. Не было этой нудной драки февраля с мартом, марта с апрелем. Не возникал вопрос о том, когда же наконец будет прилично выйти на улицу в одном свитере, а прохожие не подумают, что ты сумасшедший. Просто резко стало тепло. Ушел снег. И вернулось солнце, которое у нас вечно в таком дефиците.

Мне семнадцать лет. Я живу в рабочем поселке подмосковного города, где из развлечений один стадион, одно общежитие и, пожалуй, самая неблагополучная школа на всем белом свете. Ее я как раз и заканчиваю, дерзко подумывая поступать на факультет журналистики МГУ, хотя способностей моих, как мне казалось, едва должно было хватить на какую-нибудь платную шарагу, открытую аферистами не из любви к высшему образованию, а из любви к Бенджамину Франклину на стодолларовых купюрах.

Мечтать о главном университете страны вслух в моей школе было небезопасно для здоровья и репутации. Даже намек на мысли об МГУ у нас в лучшем случае сочли бы за хвастовство. В худшем — разожгли бы классовую войну. Поэтому я подумывал об этом очень тихо и робко, особенно не веря в собственные силы. Раз в неделю я лениво ходил на курсы, которые придумала выпускница этого самого журфака — моя приятельница Люда. На курсах Люда объясняла, как будут проходить вступительные экзамены. Как правильно писать сочинение по литературе. На каждом занятии она рассказывала, что жизнь может быть совсем другой — не как сейчас, а интересной. Развлечений может быть гораздо больше, чем стадион и общежитие. А люди могут быть красивыми и умными. Чтобы стать частью этого другого мира, нужно всего-то поступить в МГУ.

Я сидел и записывал рассказы Люды в блокнот, щурясь от не по-апрельски яркого и теплого солнца. Небольшая комната, в которой мы занимались, была до краев заполнена светом. Открой в этот момент окно — и, казалось, лишний свет перельется за подоконник, как убегающее молоко из кастрюли. Когда ты подросток, для того чтобы остро почувствовать себя живым и счастливым, больше в общем-то ничего и не нужно: ранняя весна и желание поступить в университет. Этим и была занята моя голова. Я записывал ценные указания выпускницы журфака, наслаждался теплым светом и ни о чем другом не хотел даже думать.

Но однажды в дверь этой небольшой комнатки постучат. И кто-то запредельно сильный, большой и беспощадный поднимет меня за волосы и швырнет в огромный кухонный комбайн. Потом нажмет на кнопку и пропустит все мои семнадцать лет через острые ножи, превратив их в фарш.

Меня не станет. И я, наконец, появлюсь.

— Привет, Люд. Прости, вы не закончили еще?

— Заканчиваем, заходи, Юль.

Кто-то запредельно сильный, большой и беспощадный — это милая привлекательная девушка Юля. Юля зашла по каким-то своим делам к своей подруге Люде, не рассчитав правильно время: занятие еще не закончилось. Она села на свободное место, которое оказалось рядом со мной. Собственно, на этом простое, беззаботное и счастливое существование подростка, единственной проблемой которого было поступление в МГУ, закончилось.

Юлю я полюбил, даже толком не успев ее разглядеть из-за солнца, которое слепило глаза. Так что это была любовь не с первого взгляда. А с первого… запаха, с первого «привет», сказанного даже не мне, с первого стука в дверь.

Ну а дальше, как в дурацких романтических фильмах: slow motion, она поворачивает голову в мою сторону, свет падает на ее красивое лицо. Я смущаюсь и краснею. Она медленно собирает волосы в хвост, открывая опасные для впечатлительных мальчиков пубертатного возраста скулы. Я впадаю в оцепенение. Она облокачивается на спинку стула и поднимает руки на голову.