Одной крови - Роман Супер

Поправив одежду, мы возвращались к толстым пыльным книгам. Еще часа на два. Это был очень эффективный способ подготовки к сдаче экзаменов. Страсть каким-то образом помогала усваивать нуднейшую информацию, которая, как уже тогда интуитивно было понятно, не пригодится мне ни разу в жизни. Вроде теории журналистики. Или права СМИ. Словом, сессии мне давались легко и приятно. Вернее, сначала приятно, а потом легко.

Я очень любил Юлин голос. А Юля — мой. Она все время твердила, что я совершил ошибку, поступив на телекафедру. С моим голосом, по ее мнению, нужно работать только на радио.

Часто перед сном она просила меня побыть для нее голосом из радиоприемника. Просила спеть или почитать ей вслух. Неважно что. Она хотела послушать голос. Я клал ее голову себе на плечо, обнимал, она закрывала глаза. Я читал. Или пел ее любимую колыбельную Моррисси:

Sing me to sleep. Sing me to sleep.

I’m tired and I want to go to bed.

Sing me to sleep. Sing me to sleep.

And then leave me alone.

Don’t feel bad for me. I want you to know:

Deep in the cell of my heart

I will feel so glad to go…

Всю жизнь поражался ее способности так быстро засыпать. В конце первого куплета всегда уже спала. Обидно. Все самое драматичное начиналось во втором.

Трамвай вез нас домой ужасно медленно. Полз как черепаха. Хотелось подтолкнуть это гремящее корыто. Хотелось поругаться с водителем. Хотелось выбежать на улицу. Хотелось сделать хоть что-нибудь, лишь бы не сидеть на месте и не молчать. На ближайшей остановке мы сошли.

Минут двадцать шли не разговаривая. Цвет лица у Юли был асфальтовый, серый. На мне лица не было вовсе. Не знаю, сколько раз за эти двадцать минут в моей голове прозвучали слова доктора «вам-придется-потерпеть-до-завтра-снимки-сложные-их-нужно-изучить-внимательнее». Сто? Двести? Тысячу раз? Они повторялись снова и снова. То громче, то тише. Я переставлял эти слова местами, ставил по-разному ударения, думал, что если исковеркать слова, то исковеркаю и смысл всей фразы, но смысл этот не менялся. Смысл, несмотря на дипломатичную формулировку доктора, из которой вроде бы нельзя сделать ни одного точного вывода, не менялся и повергал нас в страшное уныние: с нами что-то не так, происходит что-то плохое. Может, очень плохое. А вдруг вообще самое страшное, что можно себе только вообразить? И это что-то происходит не с тем мужиком в галстуке и в очках на противоположной стороне улицы. Не с тем парнем в наушниках и на велосипеде. Не с той бабушкой, гуляющей с собакой. Не с ментом, вручную переключающим сломавшийся светофор. А с этими двумя ребятами, смотрящими на свои ботинки пустыми грустными глазами. С нами.

Вам-придется-потерпеть-до-завтра-снимки-сложные-их-нужно-изучить-внимательнее. Вам-придется-потерпеть-до-завтра-снимки-сложные-их-нужно-изучить-внимательнее. Вам-придется-потерпеть-до-завтра-снимки-сложные-их-нужно-изучить-внимательнее. Вам-придется-потерпеть-до-завтра-снимки-сложные-их-нужно-изучить-внимательнее. Вам-придется-потерпеть-до-завтра-снимки-сложные-их-нужно-изучить-внимательнее. Вам-придется-потерпеть-до-завтра-снимки-сложные-их-нужно-изучить-внимательнее.

Мы остановились и обнялись, пытаясь хоть как-то справиться с этим колоссальным напряжением:

— Юль, ты кашляешь. У тебя явно нехорошие результаты компьютерной томографии. Иначе они были бы у нас уже на руках. Я вот думаю, а может, это туберкулез?

— Слушай, я тоже иду и думаю про туберкулез. Может, я им в Китае заразилась?

— Но штуковина-то под шеей у тебя вскочила до Китая.

— Да, Ром, до Китая. Но, может, кашель и штуковина вообще никак между собой не связаны?

— Может и не связаны. А еще знаешь, Юль, чтобы заболеть туберкулезом, не нужен никакой Китай. Его и здесь хватает.

— Китая или туберкулеза?

— И того и другого.

— Вроде бы туберкулез неплохо научились лечить.

— Научились-научились. Ляжешь в больницу на какое-то время. Я возьму отпуск, буду сидеть с Лукой.

— Родители будут на подхвате, если что.

— Конечно. Мы справимся.

— Давай купим воды.

Мысль о том, что у Юли туберкулез, — а что же еще? — нас сильно перепугала. Но еще больше — успокоила. Нам было необходимо снять с себя подтяжки, за которые доктор подвесил нас на тонкий сук, попросив потерпеть до завтрашнего дня. Нам нужна была хоть какая-то точка, на которой мы могли бы сфокусироваться, чтобы прожить эти сутки. Поэтому мы и зацепились за придуманный туберкулез. Поэтому мы начали думать про лечение от придуманного туберкулеза и строить планы на жизнь во время этого лечения. Пусть это будет туберкулез. Пусть это будет что угодно, но только не рак. Нам просто нужно было что-то говорить друг другу и идти вперед. Стоило нам притормозить и замолчать больше, чем на пятнадцать секунд, как страх начинал пожирать нас, а город и лица — сливаться в одно кошмарное мутное пятно.

Мы старались спрятаться от этого страха как могли. Вам. Придется. Потерпеть. До. Завтра. Снимки. Сложные. Их. Нужно. Изучить. Внимательнее. Одиннадцать простых слов. По отдельности они не обозначают ничего плохого. Но вместе звучат приговором: вам придется потерпеть до завтра, снимки сложные, их нужно изучить внимательнее.

Дома мы поужинали. Я открыл вино. Поставил пластинку Дэвида Боуи «The Rise and Fall of Ziggy Stardust and the Spiders from Mars». Юля предложила тост:

— Ром, что бы там ни было на этих чертовых снимках… Завтра четырнадцатое мая.

— Годовщина свадьбы!

— Вот именно. Давай за нас.

— Давай.

Мы выпили. Юля налила еще:

— Завтра я съезжу за результатами одна. Ты побудь с Лукой и постарайся не нервничать. А то он тоже начнет. Сходите в парк и дожидайтесь меня там. У пруда.

— Да, так и сделаем.

В этот момент моей жене позвонили, она отставила вино и подошла к телефону:

— Юль, добрый вечер. Это Валентина Ивановна. Отоларинголог. Мы с вами сегодня встречались в больнице. Извините, что так поздно.

— Добрый вечер. Ничего страшного. Я не сплю. Что-то не спится.

— Понимаю. Я забрала ваши снимки. Завтра вам обязательно надо приехать в больницу. Как приедете, поднимайтесь сразу ко мне. Надо поговорить.

— Сейчас не можем поговорить?

— Можем, но лучше все-таки завтра. И не по телефону.

Легко можно было бы забыть, как я сделал Юле предложение. Потому что сделал я его. ну, почти никак.

Нам было так хорошо вместе, что на свадьбу и все эти условности с «регистрацией отношений» нам не хотелось тратить время. Но все-таки и мы в конце концов поддались инстинктам.