Наследники земли - Ильдефонсо Фальконес де Сьерра

Даже тот, кто в этот момент разливал вино, поднял фляжку, чтобы плеск вина, льющегося в чаши, не нарушал молчания, воцарившегося в доме. Уго переспросил того, кто вспомнил Рехину, но ему ответил другой:

– Верно: она уверяла, что приехала из Бонрепоса.

Уго обернулся. В тот же миг заговорили еще несколько человек:

– Она была одна.

– Ей нужна была защита или компания, чтобы вернуться в Барселону.

– В Барселону, – пробормотал Уго себе под нос.

– Да, – подтвердил кто-то.

– Нет, – раздался голос.

Уго вопросительно посмотрел на говорившего.

– Она собиралась ехать в Барселону, – последовало уточнение, – но сначала хотела заглянуть в Гарраф… Да, я точно помню. Доехала со мной до Таррагоны в день, когда мы отправились за рыбой для поста. Не помнишь?

Тот, к кому обратился мирянин, уже дремал, положив голову на стол.

– Ну вот. Так-то. Она сказала, что сначала хотела отправиться в Гарраф.

– Зачем?

– Не знаю, не спрашивал, – попытался оправдаться мирянин, – я довез ее только до Таррагоны, чтобы там она присоединилась к каравану.

– И она ничего больше не говорила?

– Нет. Она вообще была не очень-то разговорчива.

– Гарраф… – задумчиво произнес Уго.

Разговор понемногу угасал: один спал, трое ушли, двое тихо болтали о своем. И лишь оставшиеся двое – на них, быть может, не так сильно действовало вино – все еще сидели с Уго.

– Эти земли находятся в юрисдикции «Пиа Альмойны» из Барселоны, – заметил один из собеседников.

– Как ты сказал? – удивленно переспросил Уго.

– Говорю, что Гарраф принадлежит «Пиа Альмойне», благотворительному учреждению собора Барселоны.

– Ах да, да.

Гарраф. Уго знал эту местность. Он проходил по горному массиву, который кое-где круто обрывался в море, по дороге в Сиджес – селение, принадлежащее благотворительному учреждению кафедрального собора Барселоны наряду с Кампдасенсом и Миралпейшем. Это были обильные земли, с которых церковники получали хороший доход, Уго это знал. «Пиа Альмойна» заботилась о сотнях обездоленных – им ежедневно предоставляли обед: хлеб, похлебка, вино. До той поры, пока «Пиа Альмойна» не завладела Сиджесом и другими местами, богатыми пшеницей и виноградниками, она закупала вино у барселонских торговцев. Затем вино и злаки стали привозить из Сиджеса на особом корабле. Торговцы Барселоны понесли убытки. Взобравшись на одну из вершин Гаррафа, откуда взору открывался прекрасный вид на окрестные земли, винодел подумал, что епископ, должно быть, помог Рехине спрятать Мерсе на одной из подконтрольных ему земель. Уго, узнав, что его жена направилась в Гарраф, заторопился в путь, хотя все же поспал до четырех утра, сходил к мессе и обильно позавтракал перед дорогой.

Теперь Уго прибыл в Гарраф, у его ног простиралось светлое безмятежное море, но он совершенно не представлял, что ему предпринять. Проезжая через Сиджес, он заметил, что на этих землях чрезвычайно много замков, башен и крепостей. Собственно, замок Сиджес, замок Рибес, Красная башня, башня Фонольяр, замок Подрит, замок Кампдасенс и многие другие укрепления. Если Мерсе действительно спрятана где-то в Гаррафе, то где именно? И как это выяснить, не вызывая лишних подозрений? Например, в Камдпасенсе было едва ли больше двадцати хуторов, около семидесяти человек обитали поблизости от замка – это Уго тоже узнал в Сиджесе. По этим местам никто толком не ездил – здесь не было иных богатств, кроме тех, что были получены от возделывания земли. Да и к кому обращаться? Сельские жители, как хорошо знал Уго, были щедры и самоотверженны, они ведали обо всех тяготах жизни и сочувствовали ближнему своему, но в то же время с подозрением относились к незнакомцам. И в этом была своя логика: какой интерес, если не корыстный, может быть у человека в среде простых крестьян?

И все это – если Мерсе еще находилась в заключении, что не имело смысла, поскольку ее похитили ради давления на настоятельницу, а та отреклась от дочери. В любом случае Рехина не могла ее освободить. Бернат ее убьет. «Они не позволят обернуть их оружие против самих себя» – так говорила Барча, предупреждая Уго, что они убьют его дочь. Он задрожал, под ложечкой засосало, пришлось сделать несколько шагов назад, чтобы не рухнуть в пропасть от накатившего головокружения. Ему становилось дурно от одной мысли о смерти Мерсе, которая тем не менее преследовала его все чаще и чаще.

Уго долго глядел на море. Затем он вздохнул и снова вышел на дорогу – его ждала Барселона. Он возьмет только одного мула – по узким, скверным дорогам Гаррафа ехать на повозке невозможно; запасется деньгами и вернется уже в качестве виноторговца. Времени пока хватало, как сказали ему в тот последний вечер в Эскаладеи. О Констанцском соборе не приходило никаких новостей – и маловероятно, что кто-то будет предпринимать серьезные шаги, пока не узнает наверняка, что решится с Бенедиктом и как поведут себя главные игроки: король Альфонс, новый папа и упрямый Бенедикт, изо всех сил цепляющийся за престол Святого Петра.

Уго въехал в Барселону утром, через ворота Сант-Антони, которые выходили на Госпитальную улицу. Городская суета усиливалась по мере того, как он приближался к госпиталю Санта-Крус, минуя сады и поля Раваля. Он проехал мимо дома Барчи, стараясь на него не смотреть, но в итоге не выдержал. Ставни и двери были закрыты, – кажется, дом пустовал. Церковь, конечно, его конфискует, даже если недвижимость служит залогом за освобождение нескольких рабов: если они выполняли обязательства, платили за освобождение и не убегали, то дом оставался без обременений. Грусть Уго продлилась недолго – ровно до той поры, пока ее не сменили воспоминания о мучениях мавританки и жгучая боль из-за ее несправедливой казни. Винодел попытался отвлечься и перевел взгляд на госпиталь Санта-Крус. Восточный неф и монастырь были окончены, но в северном нефе еще велись работы. Как и обещали король Мартин, епископ и городские советники в день закладки первого камня, здание действительно выглядело монументальным и величественным; его высокие нефы, подпираемые арками в форме разрезанных пополам сосудов, торжественно возвышались над остальными постройками Раваля. Верфи, госпиталь Санта-Крус, церковь Святой Марии у Моря, дворец на улице Маркет, замок короля Мартина в Бельесгуарде… Уго измерял ход своей жизни великолепными зданиями Барселоны.

Суматоха Госпитальной улицы с ее толпой и выкриками глашатаев на Рамбле сменилась смутным оглушительным гулом. Солнце яркими лучами освещало широкую, неправильной формы, немощеную площадь перед воротами Бокерия. Там стояло больше дюжины переносных прилавков, с которых продавалось мясо, запрещенное к продаже внутри Барселоны: козлятина, молочные поросята, баранина… К гвалту толпы и лаю