Иоанн Павел II: Поляк на Святом престоле - Вадим Волобуев

Страны, которые посетил римский папа во время очередного африканского вояжа, казались островами мира и спокойствия в бушующем море местной политики. Тот же Камерун хоть и находился на грани войны с Нигерией из‐за богатого нефтью полуострова Бакасси, являл собой уникальный пример мирной передачи власти от мусульманина Ахмаду Ахиджо католику Полю Бийя (который, правда, затем обвинил предшественника в попытке государственного переворота). Подобно многим африканским деспотиям, в начале девяностых страна пережила краткий период «оттепели», когда действующий президент чуть не потерял свой пост на свободных выборах. Иоанну Павлу II повезло застать излет той недолгой эпохи. Очень скоро Бийя снова закрутил гайки, а в 2009 году даже попал в список «худших диктаторов мира» по версии американского журнала «Парад».

Примерно та же ситуация наблюдалась и в Кении, еще одном пункте апостольской поездки. Правда, тамошний бессменный президент Дэниэл арап Мои побеждал своих соперников на выборах не со скандальным результатом в 90%, что позволяло ему выглядеть достаточно демократично. Однако экономика страны, которую в прежние времена субсидировали как бастион против социализма, в отсутствие постоянных вливаний пришла в упадок. После ухода арап Мои из власти в 2002 году Кения тоже стала ареной межэтнических столкновений, хоть и далеко не таких по размаху, как в Заире.

Зато ЮАР, которую также посетил в тот раз понтифик, выглядела образцово-показательной страной в смысле решения проблемы межэтнических и межрасовых столкновений. Фредерика де Клерка, демонтировавшего систему апартеида, к тому времени сменил Нельсон Мандела, икона правозащитников и легенда мировой политики. Главной проблемой здесь были не межплеменные распри, а чудовищно быстрое распространение СПИДа, нелегальная иммиграция и неспособность огромного числа чернокожих, ранее живших в условиях апартеида, приспособиться к реалиям индустриального общества. Но на фоне того, что творилось в сердце Африканского континента, ЮАР выглядела лучом надежды в царстве насилия и варварства.

Это была последняя большая поездка Войтылы по Африке. В дальнейшем он посетит только Нигерию и Египет. Проблемы со здоровьем и опасность полетов над районами боевых действий вынудят понтифика отныне взирать на события лишь со стороны.

* * *

Пятого октября Иоанн Павел II произнес речь на Генеральной Ассамблее ООН. В прошлый раз, когда он выступал там, людей впечатлили его напор и энергия. Теперь дипломаты увидели старика с дрожащей левой рукой, который, ссутулившись, тяжело поднимался на трибуну. Но разум его оставался ясным, как и раньше. Спустя шестнадцать лет после предыдущей речи в Нью-Йорке, римский папа все так же верил в права человека, хотя теперь угрозу им видел не только в диктаторских режимах (это — скорее частный случай), а в самой природе человека, в том, что люди всегда воспринимают себя как часть семьи и народа, а не как часть всего человечества. Конечно, своя рубашка ближе к телу, но что делать, если это ведет к бесконечным конфликтам? Очень просто. Во-первых, взять на вооружение пресловутую этику солидарности, то есть, в данном случае, начать уважать другие национальности и их культуру. А во-вторых, превратить ООН в «моральный центр» мира. Способ, каким следует воплотить в жизнь этот второй пункт, Иоанн Павел II, правда, не назвал. Зато раскрыл первый: всем нам пора усвоить евангельские истины и построить цивилизацию любви — благо, на носу третье тысячелетие христианства, время искупления грехов и прощения врагам.

Интересно, что в качестве примеров насилия одного народа над другим в своей речи Войтыла назвал Вторую мировую войну, а также присоединение к СССР Прибалтики, части Польши и закавказских республик. При этом он даже не заикнулся о Чеченской войне, хотя та, наряду с Боснийской, не сходила тогда с первых страниц газет. Это не могло быть случайностью, ведь о Боснии и Герцеговине он упомянул, вспомнив заодно и события в Центральной Африке. Наместник святого Петра явно не хотел дразнить Москву, особенно Русскую православную церковь, вместе с которой все еще надеялся отметить в Иерусалиме великий юбилей[1234].

Призывы первосвященника могли показаться утопичными, да таковыми и были — для политиков и прессы. Но Иоанн Павел II прибыл не в качестве политика, а в качестве свидетеля надежды. Надежды на то, что всякий человек увидит в другом такого же человека. Войтыла не сам придумал это, он лишь следовал пути, намеченному другими людьми. Уже в XV веке ту же точку зрения отстаивал Павел Влодковиц на соборе в Констанце, а в следующем столетии об этом говорили участники дискуссии о правах индейцев, организованной в Саламанкском университете. Во время Первой мировой с аналогичным призывом обращался к воюющим сторонам Бенедикт XV. Таким образом, доказывал Иоанн Павел II, он лишь продолжает давнюю традицию.

О речи главы Апостольской столицы с похвалой отозвались такие разные по направленности американские издания, как «Уолл-стрит джорнэл» и «Балтимор Сан», наконец-то заметившие моральное послание Иоанна Павла II, а не только его крестовый поход против абортов. Но в целом она не получила резонанса в мире. Бывший пророк антикоммунизма теперь в глазах СМИ и лидеров государств выглядел брюзгливым старцем, выступающим с отвлеченными нравоучениями[1235].

В присутствии президента Клинтона понтифик отслужил мессу в Ньюарке. Потом была литургия перед семьюдесятью тысячами верующих на стадионе «Нью-Йоркских гигантов» (команды по американскому футболу) и проповедь в Центральном парке Нью-Йорка. Рассуждая в этой проповеди о Благовещении, Иоанн Павел II вдруг отошел от текста и пропел пару строчек из польской колядки. Публика взорвалась овацией. «Подумать только! — удивился Войтыла. — Вы же не знаете польского». Ответом ему был еще более бурный восторг. Как потом объяснили понтифику, своим поведением он напомнил знаменитого конферансье Джека Бенни, непревзойденного мастера коротких острот и неожиданных замечаний. Закончилась поездка в Балтиморе. Вейгел назвал ее самой успешной из всех поездок Войтылы в США[1236].

В начале восьмидесятых итальянские иерархи пеняли римскому папе, что он не понимает западного общества — думает, будто отход людей от церкви вызван левой пропагандой, а на самом деле это результат воздействия общества потребления. Прошло время, и понтифик осознал правоту аппенинских собратьев. Однако он лелеял надежду, что страны, сбросившие ярмо коммунистов, не поддадутся искусу. Об этом он говорил 12 января 1991 года дипломатам, аккредитованным при Святом престоле: « для того, чтобы построить что-то, недостаточно отказаться от монополии одной партии, надо понять смысл жизни»[1237]. Смысл жизни, по римскому папе, сводился к тому, чтобы открыть душу Христу и жить по евангельским заповедям.