Великие завоевания варваров - Питер Хизер

Что не менее важно, образование государства спровоцировало резкие трансформации в обществе. Наиболее очевидное преобразование из всех – накопление богатства определенными династиями, которые привели к появлению у их представителей постоянных войск и увеличению их влияния. В то же время большая часть зарождающейся аристократии новых государств была, по сути, побочным продуктом самопродвижения династии – либо путем возвышения главных сторонников и младших родственников, либо путем подчинения своей воле правителей ранее независимых регионов. Постройка замков в Богемии, Моравии и Польше также включала в себя разрушение старых общих укреплений и их замену на принадлежащие династии. И пусть работорговля началась уже в VIII веке, в IX и X она резко набрала обороты. Оба этих сравнительно поздних достижения, вероятно, сыграли важную роль в увеличении процента несвободного населения (если не стали тому причиной). Я склонен полагать, что более долгий, постепенный процесс развития привел к появлению группы предводителей, власть которых передавалась по наследству, примерно к началу IX века, но и процесс формирования государства, запущенный с распадом империи аваров, тоже повлиял на развитие ситуации.

Насколько эта более общая модель социальной трансформации применима к Дании – уже другой вопрос. Процесс образования государства там существенно отличался от такового в других регионах, потому что на севере он заключался скорее в преобразовании государства. Структура близкая к государственной, сравнимая со славянскими и славяно-скандинавскими, уже существовала в Южной Ютландии и на островах с VIII века, пока в эпоху викингов ее не разрушил приток богатства. Как можно предположить (и как утверждают источники), скандинавское общество вошло в последние два века тысячелетия с большей степенью социального неравенства, нежели в славянском мире. Источники эпохи викингов описывают конунгов, ярлов, свободных и несвободных (пленников и рабов) как данность того времени. И это логично, не только потому, что окологосударственные структуры уже существовали там, но также и потому, что Скандинавия (или по меньшей мере Дания) была частью германского мира (пусть и принадлежала к его внешней периферии), взаимодействовавшему с Римской империей в первой половине тысячелетия и участвовавшему – на что указывают римские товары и захоронения с оружием в болотах – в ранних процессах социально-политических преобразований. Формирование государственности в Дании в конце IX и X веке было, судя по всему, скорее историей о возвышении и перераспределении уже имевшихся блоков власти, во главе которых стояли те или иные династии, а не о фундаментальных социальных изменениях, которые характеризовали процесс образования государства у соседствующих с ними славян[656].

Социальная революция, являвшаяся отчасти причиной, отчасти – следствием, была совершенно необходима для образования государства в те времена, по крайней мере в землях славян. Но столь масштабные социальные преобразования невозможны без параллельной экономической реорганизации, и, опять-таки, у нас предостаточно свидетельств тому, что этот процесс имел место в Центральной и Восточной Европе на том же временном отрезке. Как и в случае с социальными трансформациями, некоторые этапы экономической перестройки предшествовали образованию государств и были необходимым условием для их существования. Дальнейшие перемены были инициированы уже самими государственными структурами.

Сложнее всего проследить за развитием сельскохозяйственной экономики, то есть за производством продовольствия. Нужно помнить, что славяноязычные племена контролировали огромную территорию, с самыми разными природными зонами, и сельское хозяйство не могло везде развиваться по единому пути. Тем не менее имеющиеся у нас свидетельства указывают (пусть и в самом общем ключе) на то, что количество излишков производства резко возросло. Процесс революционных преобразований протекал с разной скоростью в разных регионах и условиях, но суть ясна: возделывалось все больше земли, появлялись более продуктивные методы в плане как применяемых технологий, так и поддержания плодородности почвы. Разумеется, во второй половине 1-го тысячелетия в Центральной и Восточной Европе активно велась расчистка земли и вырубка лесов. В тех частях Польши, где удалось взять пробы пыльцы из озер, соотношение травы и деревьев к зерновым резко уменьшилось именно в эти века, с 3:1 до 1:1, что говорит об увеличении возделываемых участков как минимум вдвое. Но полученный результат нельзя применить ко всей славянской Европе. Я бы предположил, что эти изменения были не такими резкими к северу и востоку. Тем не менее даже на территории матушки-России распространение славянских культур на север и восток ассоциировалось с расширением полноценного земледелия в лесостепи и лесных зонах с умеренным климатом на Восточно-Европейской равнине. В любом случае увеличение возделываемых территорий не вызывает сомнений, пусть даже мы не можем указать точные цифры и даты для конкретных регионов[657].

За распространением более эффективных методов обработки земли также несложно проследить – в общих чертах. Первые контакты между славянами и Средиземноморьем привели к тому, что они заимствовали более совершенные плуги, которые переворачивают почву, чтобы гниющие сорняки и ботва насыщали почву питательными веществами. Это, естественно, увеличило количество урожая и срок культивации полей. Дальнейшие изменения к лучшему еще не проявились в полной мере к тому времени, как образовались новые государства в IX и X веках. Вершиной средневековых достижений в сельском хозяйстве стало появление поместного хозяйства. Преимущества манориальной системы лежат на поверхности – это самообеспечиваемая интегрированная производственная единица, с большой рабочей силой, в которой технологии культивирования могли долго оттачивать для повышения эффективности (особенно в вопросах ротации севооборота для сохранения плодородности почвы), а расходы (прежде всего на пахотные орудия) можно было разделить на всех и тем самым существенно снизить. Она также стала инструментом жесткого социального контроля, но это другая история. Для нашего исследования первостепенное значение имеет тот факт, что сельскохозяйственное производство в Центральной и Восточной Европе полностью перешло на поместную систему только с XI века – уже после того, как появились новые государства. Это открытие стало неприятным ударом для убежденных марксистов, поскольку, по их идеологии, все эти государства должны были являться «феодальными», а их развитие происходить благодаря манориальным системам, но в данном случае хронология сомнений не вызывает. Однако даже если поместья едва-едва начали появляться в IX и X веках, у нас есть важные доказательства того, что уже были запущены ключевые преобразования. Об этом говорит прежде всего количество ржи, обнаруженное в пробах пыльцы, – оно существенно возрастает во второй половине изучаемого периода. Использование ржи, которую сеют осенью, а не весной, ассоциируется с переходом на схему ротации, основанную на трех видах культур, а не двух. Такой подход свидетельствует об увеличении возделываемых участков (две трети вместо половины) и о лучшем сохранении плодородности почвы. Это достижение, возможно, также подтверждает замечание арабских географов о том, что славяне собирали не один, но два урожая каждый год[658]. В будущем ждали и другие важные достижения, но факт остается фактом: к XI веку в Центральной и Восточной Европе производили куда больше продовольствия, нежели пятьсот лет назад.