Просроченное завтра - Ольга Горышина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он сделает ее «домашнюю работу» невыносимой, но она не девочка, чтобы ей подобное кидали в лицо. Она тоже знает свои права. Не хочет видеть ее — не надо, но Степа такой же сын ей, как и ему.
— Лена, поставь карсит на место.
Она продолжала держаться за ручку автокресла. В его руке была трубка телефона.
— Поставь! Иначе я звоню в полицию и сообщаю о попытке киднеппинга. И пусть они разбираются дальше что да как. Тебе нужны такие проблемы с законом?
Алена бросила автокресло и сцепила руки перед собой: они тряслись.
— Ты зачем это делаешь? — голос ее тоже дрожал.
— Я ничего не делаю, — голос Димы сделался совсем глухим. — Я жил спокойно, ходил на работу, заботился о жене и сыне. Это ты непонятно что делаешь с нашей жизнью. Лена, сходи к врачу. У тебя, кажется, с гормонами проблема. Послеродовая депрессия или как это у вас называется? Лена, ну серьезно, не дури.
Он положил трубку на кухонный островок и засунул руки в карманы джинсов.
— Лена, нашему сыну месяц. Он совсем кроха. Ну что ж ты делаешь? За что ты его так?
— Это ты, а не я!
Она прошла к двери, схватив лежащий на столе мобильник.
— Лена, ты насовсем?
Она глядела на него волком.
— Видишь же, что у меня нет ключей!
Она не хотела хлопать дверью. Дверь хлопнула сама: оказалась для дрожащих рук Алены слишком тяжелой.
— Мне приехать? — спросил Стас, когда она ему еще даже ничего не сказала. Понял, что все нехорошо по ее тяжелому дыханию.
— Не надо. Сейчас Степка проснется, я его покормлю и спать лягу. Ты тоже поспи. Легко не будет, я тебе же говорила…
А больше она говорить не могла. Зажмурилась и закусила губу.
— Ленка, я приеду просто обнять тебя.
— Не надо, не слышишь, что ли? — проговорила она сквозь слезы.
— Как раз-таки слышу, что нужно…
— Я буду укладывать ребенка. Думов не пустит тебя в дом. И я не могу выйти. У меня Степка. Я завтра позвоню тебе. Пожалуйста, не перезванивай…
Она вытерла глаза руками, как когда-то в детстве, и пошла в дом. Хотя даже мысленно не могла сейчас назвать эту картонную одноэтажку домом. Дима сидел на диване, сцепив руки между коленями.
— Лена, ты это все серьезно затеяла? — повернул он голову в ее сторону. — Есть шанс, что ты просто его пошлешь и мы забудем это недоразумение?
Алена опустила телефон на стол, испугавшись, что разобьет его обо что-нибудь или даже просто сожмет голыми руками.
— Дима, у меня другой. Я его люблю. Я не хочу жить с тобой.
— Тебе было со мной плохо?
— Нет, я не буду тебе врать. Просто у меня не получилось его забыть. А у него — меня. Так вышло. Извини. В этом нет твоей вины.
— Лена, я не откажусь от Степы, не надейся. Я не отпущу его в Россию, каким бы хорошим ни был твой Стас. Мой сын не будет жить в той стране.
— Почему ты так уверен, что суд будет на твоей стороне?
— А ты разве не понимаешь? Степка — гражданин Америки. Россия — страна воров ака бизнесменов. Ни один американский судья в здравом уме не присудит ребенка матери, сбежавшей обратно в Россию к вору. И даже если бы я точно не знал, что такое Россия, ты должна понимать, что нельзя жить на две страны, а я не отдам свою половину времени с сыном ни за что. Язык, друзья, школа… Неужели тебе плевать на ребенка? Из-за какого-то мужика? У тебя точно гормоны взбесились!
— Дима, замолчи.
Он вскинул голову и поднялся:
— Я могу помолчать. Только что это изменит? Ты одумаешься? Неужели тебе приятнее отдать деньги лоеру, вместо того чтобы потратить их на сына? Неужели какой-то мужик может быть дороже ребенка? Лена, Степа… Степа проснулся и зовет маму…
Алена рванула в детскую.
— Лена, — Дима стоял на пороге, подперев плечом дверной косяк, и глядел на жену и сына, полулежащих в кресле-качалке. — Ты ему нужна. Но не больше, чем я. Молоко не делает тебя особенной.
Он вышел и прикрыл дверь.
— Димка, а ты что тут делаешь?
Дима обернулся от машины, из багажника которой только что вытащил сидячую коляску.
— Место встречи изменить нельзя, — он протянул Юре руку в знак приветствия. — Своих проводил?
Они стояли на крытой парковке международного аэропорта Сан-Франциско.
— Апрель, что ты хочешь! А у тебя Ленка опять в Питере, что ли, была?
Дима кивнул и разложил коляску.
— Не надоело быть сингл-фазер? — усмехнулся муж бывшей совладелицы онлайн- магазина.
Дима тоже усмехнулся:
— Привык. В маркетинге и по два месяца командировки бывают, а она на две недели летает. Иногда на одну.
— У меня чувство, что каждый месяц.
— Почти. Ладно, я пошел. Давай!
Дима открыл заднюю дверь Хонды-Пилот и расстегнул ремни бустера. Степашина голова свалилась прямо ему в руки. Он осторожно вытащил сына из машины и уложил в коляску. Пришлось подогнуть ноги, таким длинным он стал. Но на руках спать плохо, а это как раз дневной сон — собьешь, вечером не уложишь. И так он плохо засыпает: все крутится, ищет в кровати маму. Потом уткнется ему в спину и спит. Пару раз за ночь проснется. Зубы снова лезут, лекарство не особо помогает. Приходится закусить губу и гладить, гладить малыша, пока тот не заснет.
Дима глянул в телефон: доехал слишком быстро. Теперь полчаса ходить по аэропорту — надо выбрать дорожку подле лифта. Там не так шумно, народу меньше. И можно посмотреть на самолеты, если Степашка проснется раньше времени. Сам Дима самолеты ненавидел — нет, наверное, ненависть не то слово, слишком сильное. Они просто заставляли его нервничать. Довольно-таки ощутимо. Сам он за последние три года летал только пару раз — командировки в Европу. В России он не был. Мать приезжала пару раз к ним погостить с месяц. И теща была в гостях один раз. Ну и шурин завалился как-то на пару дней с концертами. Они с Леной всем мило улыбались, спали в одной кровати и были счастливыми родителями.
Счастливыми родителями они действительно были, тут игры не требовалось. Поцелуи при гостях тоже не были так уж необходимы. Тайна за семью печатями оставалась тайной. Теща не всегда даже знала, что дочь находится от нее в шестидесяти километрах, а не через океан. Лайфджорнал вел он, исправно заполняя каждый день — пусть даже одним-двумя предложениями. Сегодня он написал: уехали встречать маму. В этот раз Лена летала в открытую. И прожила неделю с матерью. Вторую. Про первую Диме не хотелось думать. Как мужику не надоест встречать и отвозить бабу в аэропорт, он понять не мог. И каждый раз надеялся, что Лена скажет, что со Стасом покончено.