Скандинавский детектив - Дагмар Ланг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Энберг сел в свободное кресло в метре от двери, на которых значилась фамилия Густавсон. Наверное, он принимал информацию от населения.
— Нужно доложиться? — спросил Энберг после нескольких минут ожидания.
— Нет, вызывают, — пояснила женщина в шляпке.
Через четверть часа из двери с табличкой «Густавсон» вышел какой-то мужчина, прошедший по приемной с невидящим взором, какой всегда бывает у людей в такого рода заведениях.
Еще минута — и двери вновь открылись, оттуда выглянул высокий мужчина, стриженный под бобрик, в сером пиджаке, напоминавшем старинные мундиры.
— Прошу, чья очередь?
Поднялась дама с недовольной миной. Видимо, ей нечего было особенно сказать, ибо вышла она через пять минут. Тогда ожидавший мужчина отложил журнал, поправил галстук и вошел в комнату. Опустевшее кресло тут же занял молодой человек с усиками в кожаной куртке.
Энбергу пришлось ждать больше часа, пока, наконец, подошла его очередь. Он успел прочитать весь номер «Шведской полиции» — старый журнал с затрепанными углами. Центральный разворот, где, судя по рекламе на обложке, должна была находиться фотография роскошной девицы, был вырван.
Мужчина в серой куртке указал Энбергу на кресло. На столе стоял магнитофон. В пепельнице — три трубки. По зрелом размышлении полицейский взял одну и набил табаком из жестяной коробки.
— Я первый ассистент, моя фамилия Густавсон, — представился он после паузы, которая Энбергу показалась долгой, как вечность. — А вас как зовут?
— Энберг.
— Минутку, — сказал полицейский, — я забыл включить магнитофон. Ну вот. И если можно, прошу еще раз имя и фамилию.
Энберг выполнил просьбу. Густавсон выпустил в потолок большой клуб дыма.
— Значит, у вас есть, что сказать по делу Сундлина? — спросил он.
— Да, вот именно. — И Энберг рассказал историю про Ингу Мари и покупку масок.
— Интересно, — протянул Густавсон, только тон его явно говорил об обратном. — Хотите еще что-нибудь добавить?
— Я уже звонил в полицию и говорил об этом, — сказал Энберг. — Но кое-чего я тогда не сказал.
— Что именно?
— То, что я давно знаю эту женщину.
— Ах, так…
— Она держит салон на Добельнсгатан. Ну, массажный…
Впервые на флегматичной физиономии Густавсона появился проблеск интереса. Поковыряв в трубке спичкой, он выбил ее о край корзины для мусора.
— На Добельсгатан, говорите? А какой номер?
Энберг ответил.
— И давно вы ее знаете?
— Пару лет.
— И вы с ней жили…
Энберг собирался, было ответить, что не живет с девицами из борделя, но удержался.
— Да, — ответил он.
— Знаете вы о ней что-нибудь еще?
— Абсолютно ничего.
— Значит, вы не знаете какого-нибудь ее парня?
— Не понимаю. Она должна знать множество мужчин. При ее профессии это естественно.
Густавсон так тяжело вздохнул, словно все проблемы мира лежали на его плечах.
— Я имею в виду того, с кем она живет постоянно.
— Нет.
— Так, значит, ничего нового мы не узнали… Ну ладно, мы дадим вам знать, если понадобитесь. Где вы живете?
Энберг ответил, что временно — в отеле на Дроттингсгатан. Если он переедет, то оставит новый адрес портье.
— До свидания, господин Энберг.
Торговец покинул кабинет и направился на автобусную остановку возле ратуши. Поскольку автобуса долго не было, решил идти в гостиницу пешком. Поход по Кунгсхольменсгатан до Флеминггатан занял немного времени. Потом через мост и по Васагатан, где стало гораздо просторнее, когда Кунгсгатан закрыли для движения.
В отеле он вызвал лифт. И когда двери кабины уже закрывались, какая-то девушка сбежала по старой лестнице. Энберг готов был поклясться, что это Инга Мари.
Это и в самом деле была Инга Мари. Это ее заметил Энберг на лестнице. Уже два дня она жила в этом отеле, с той самой минуты, когда Арне застал ее, собравшуюся идти в полицию и выдать их обоих, Арне и Боссе. Она легко дала себя убедить, по привычке все еще подчиняясь Арне.
— Ты должна на пару дней исчезнуть и сидеть тихо, — сказал он. — Я уверен, что награду увеличат.
И оказался прав. Уже в пятницу вечером она прочитала в газетах о добавочных ста тысячах.
— Делай только то, что я скажу.
И он изложил ей свой план. Он убедит Боссе, что Инги Мари нет в живых. Это совсем нетрудно.
— Что-то ты слишком уверен, — усомнилась Инга Мари. — Он парень крутой.
— Успокойся и оставь это мне.
Нелегко, оказалось, найти место в гостинице. Они попытали счастья в нескольких местах, где Инга Мари жила, когда еще подрабатывала на улице, чтобы накопить деньжат на первую аренду, ибо хозяин требовал плату вперед. Но везде было полно. Номера заполнило новое поколение подростков, занимавшихся проституцией по случаю.
— Я охотно бы тебе помогла, — сказала одна из хозяек пансиона, — но сама видишь, никак не могу.
Делать нечего, пришлось взять номер подороже. Потому она и поселилась в той гостинице. И вполне хорошо себя чувствовала. Такой краткий отдых от тяжелой работы в салоне оказался даже приятным.
Инга Мари была девушкой отважной и даже отчаянной. Может, не от рождения, но с годами душа ее зачерствела как камень. Ей всегда самой приходилось со всем управляться.
Теперь ей исполнилось двадцать, а начинала она в шестнадцать. Через два года родила мальчика. Йонас был единственным уязвимым местом в ее прочном панцире. Попыталась, было, им заниматься, но это оказалось слишком нелегко, и пришлось поместить его в Дом ребенка в Скархольме. Уже год она не видела сына.
Инга Мари так и подмывало поехать на Добельсгатан и проверить, как там Рая. Она была уверена, что финка живет в свое удовольствие и мало заботится о том, чтобы четко отчислять ее долю с заработков. Это совсем не значило, что она могла Раю в чем-то упрекнуть, та была весьма недурна в своем деле, и клиенты получали все, что полагалось за свои деньги.
У Инги Мари в банке лежал небольшой капитал — около двадцати тысяч. Их удалось утаить от Арне, который любил во всех отношениях широко пожить. Собственно, ничего против она не имела и сама с удовольствием к нему присоединялась. Но нельзя же бесконечно выбрасывать по тысяче крон в неделю на скачках!
А теперь подвернулся случай заработать недурную сумму. Достаточно пальцем шевельнуть. Только вот Арне опять заберет все деньги… Да пусть бы и так… Она немного побаивалась Арне. В нем было что-то садистское. И одновременно он был удивительно слаб, просто как ребенок. Если порой она набиралась смелости воспротивиться его капризу, он чаще всего уступал. Но уверенно она себя никогда не чувствовала, Арне был слишком непредсказуем. Боссе она знала мало. Он казался крутым и бесконечно уверенным в себе. Да он ее и не интересовал.