Скандинавский детектив - Дагмар Ланг

Немного уже оставалось гостиниц старого типа, убежищ для тех, кто не мог себе позволить поселиться в новых отелях, выраставших как грибы после дождя в преображенном, совершенно перестроенном районе.

Но несколько старых гостиниц еще уцелели: «Викинг», «Каса», «Избавление» и как там их еще… Энберг получил номер в одной из них и поужинал в ближайшем мексиканском ресторане. Цены там были немыслимые, но Энберг чувствовал себя прекрасно.

Немного прогулявшись, он вернулся в номер, лег спать и почти сразу заснул. Последней его мыслью перед сном было решение завтра пойти в полицию и рассказать про Ингу Мари и ее непонятный интерес к маскам.

В тот вечер премьеру предстояло быть в Карлстаде, чтобы провести там предвыборную дискуссию с руководителем оппозиционной партии центристов. Ян Ольсон отправился с премьером в Вармланд поездом.

По положению Сундлин получил отдельное купе для себя, помощника и Ольсона. Дискуссия в Карлстаде должна была касаться вечно актуального стремления к равенству.

— Грен преподнес сюрприз, по крайней мере, мне, — заметил Сундлин. — Не думал я, что он так быстро освоится с ситуацией и превратится в заядлого консерватора.

Для Ольсона, читавшего книгу о битве на Сомме, в свою очередь, было сюрпризом явное спокойствие премьера. Трудно было поверить, что хоть малейшая тучка омрачает его душу.

— Странно, — продолжал Сундлин, — но политика для меня — как наркотик. С утра, стоило вернуться на работу, как почувствовал себя во всех отношениях гораздо лучше.

— А ты не думаешь, что это происшествие дает тебе психологический перевес в дебатах? — спросил помощник, который был членом риксдага и уже видел в мечтах ковровую дорожку в министерское кресло.

— Я думал над этим, — ответил Сундлин. — И даже слышал, как кто-то говорил, что это для меня равносильно победе на выборах.

Ольсон в разговоре не участвовал, но в эту минуту вдруг вспомнил, что Кастро примерно то же самое сказал при известии о покушении на президента Кеннеди. Первая мысль бородатого диктатора была о том, что Кеннеди теперь гарантирована победа на выборах.

«Но вышло все гораздо хуже», — подумал Ольсон и вернулся к повествованию о Первой мировой войне.

— А как тебе кажется, Ольсон? — спросил премьер.

Ольсон прекрасно расслышал вопрос, но, чтобы выиграть время на размышление, сделал вид, что до него слишком долго доходит.

— Возможно, Грен чувствует себя не столь свободно, но даже если так, что это значит по сравнению с твоими переживаниями?

К своему удивлению, Ольсон был зол на Сундлина, считая, что премьер слишком легко относится к собственной ситуации. Но тут ему припомнилась минута, когда он видел его без маски искушенного политика. Чтобы держаться как премьер, нужно обладать невероятной силой воли.

— Вармланд — вечная наша проблема, верно, Бертиль?

— Проблема — слишком мягко сказано, — буркнул помощник, который проблемы этого края знал, как свои пять пальцев. — У нас тут в списке нет ни одной привлекательной кандидатуры.

Премьер прервал его с деланным удивлением.

— Что? Ты полагаешь, что Госта — непривлекательная фигура?

— Нет, — холодно прозвучало в ответ, — Госта хорош как управленец, но агитатор из него — не приведи Господь.

Ольсону показалось, что двое политиков воспринимают его как неодушевленный предмет, в присутствии которого можно вести себя бесцеремонно. И решил немного размяться.

— Через пять минут вернусь, — предупредил он.

— Можешь не торопиться, — буркнул премьер.

Вагон-ресторан был рядом. Ольсон купил в баре пиво и сел у окна, за которым проносились воды Нарке.

Пиво пришлось налить в картонный стаканчик весьма неприглядного вида. Оно оказалось теплым, Ольсон поспешил его допить и вернулся в купе.

Премьер с помощником все еще обсуждали тактику вечерней дискуссии.

— Нужно любой ценой избегать домохозяек и многодетных матерей, — говорил премьер. — Ты должен признать, что наши аргументы совершенно не действуют именно на эти слои. Так что уж лучше опираться на проверенные профсоюзные кадры — многая им лета!

— Нам бы пошел на пользу небольшой скандальчик в стане правых, как на предыдущих выборах, — заметил помощник. — Сокрытие доходов, фальшивые декларации…

Сундлин явно устал. Он долго молча смотрел в окно, машинально потирая затылок, разминал шею, крутил головой и, наконец, сглотнул слюну, словно его тошнило.

Помощник проголодался. Он нервно застегнул воротничок, подтянул галстук в темную полоску, поправил безупречного кроя пиджак.

— Пойдем поедим?

Премьер неторопливо повернулся в его сторону.

— Мне не хочется. Что-то разболелась голова. Я лучше подремлю.

Помощник вышел, даже не спросив Ольсона, не составит ли он компанию. Премьер усмехнулся.

— Наверное, ты думаешь, что ему следовало пригласить тебя?

— Нет. Все равно я бы с ним не пошел. И он об этом догадался.

— Он понемногу учится, — примирительно заметил премьер. — Еще остались кое-какие шероховатости, которые нужно отшлифовать. Большинство приходящих в мою администрацию точно такие же. Парень способный, но не настолько, как ему самому кажется.

— Что вообще политик старой школы может думать обо всех этих интеллектуалах, которые прямо со школьной скамьи начинают заниматься политикой? Мне кажется, такая карьера представляет известную опасность для общества.

— Насколько мне известно, и ты подобным образом оказался в САПО, — заметил Сундлин, и Ольсон покраснел. — Это не худший путь, только нужно иметь силы и умение делать дальнейшие шаги.

— Уметь понять, откуда ветер дует?

— Можно сказать и так.

— Но разве не парадокс, что именно такие люди отличаются наибольшим радикализмом в партии и в профсоюзах?

— Не знаю, так ли в самом деле. В Центральном совете профсюзов хватает радикалов и среди людей от станка.

— Голова больше не болит? — сменил тему Ольсон.

— Ничего страшного. Это все нервы. Мне трудно быть столь же откровенным с Бертилем.

— Похоже, с Албанией все устроилось?

— Да, слава Богу. Не понимаю только, как Лунд это пронюхал. Цитировал он буквально дословно, — Сундлин помассировал лоб удивительно тонкими пальцами, и лицо его осветила улыбка. — А не пошел ли этот псих прямо в министерство и не стянул ли там документы? — предположил он. — Однажды такое уже случилось, когда мы вели благословенной памяти переговоры с Норвегией. — Он покосился на Ольсона. — Надеюсь, это останется между нами.

— Лунд у нас уже на заметке.

— Почему?