От Ленина до Путина. Россия на ближнем и среднем Востоке - Алексей Васильев

Возможно, что действия ВКС в Сирии не ставили задачи «принудить США» к сотрудничеству, если использовать терминологию «принудить к миру». Но фактически это произошло – слишком велик был риск ненамеренного столкновения российских и американских военных. Поэтому сразу обозначились контуры какого-то диалога и сотрудничества двух стран на военно-тактическом уровне, но не по совместным действиям.

М.Л. Богданов803. Фактически сразу начались контакты российских и американских военных, чтобы договориться о правилах игры. Но дело шло с трудом. В частных беседах госсекретарь Керри говорил, что надо взаимодействовать, но публично не мог этого заявить. А Пентагон и ЦРУ говорили, что мы с русскими не будем устанавливать контакты, не будем ни о чем договариваться. Такая была двойственная картина, идеологизированный, непрактичный и, на наш взгляд, абсолютно неразумный подход. Это продолжалось долго. Но в конце концов все-таки решили: нужно работать вместе. И сразу возник принципиальный вопрос: а кого считать террористами? Нам говорили: вы не по тем бьете, не по террористам, а по нашим друзьям.

Автор. Но ведь мы действительно употребляли выражение «ИГИЛ и другие террористические организации».

М.Л. Богданов. Извините. Мы говорили американцам: если вы знаете, по кому не нужно бить, покажите, где ваши друзья. Если не хотите определить, где ваши друзья, покажите, где, по вашему мнению и по вашей информации, наши общие враги. Давайте бить вместе.

Автор. Удалось убедить американцев?

М.Л. Богданов. Нам говорят: трудно определить, где находятся только враги, потому что там и друзья. Мы предлагали: надо их разделить; вы скажите своим друзьям, чтобы они отошли в сторону. Американцы уходили от ответа; мол, там у них семьи, они местные. А потом признались, что их друзья их не слушают, потому что получают и деньги и оружие в основном не от американцев, а от турок, катарцев, саудовцев.

Автор. А какие-либо контакты с ЦРУ были по этому по воду?

М.Л. Богданов. Были. В феврале 2016 года в Россию приезжал директор ЦРУ: американцы стали думать, им нужно было что-то делать.

17 ноября 2015 года можно считать началом второго этапа операции ВКС РФ в Сирии. Он характеризуется наращиванием интенсивности ударов авиации, крылатых ракет воздушного и морского базирования, применением самолетов дальней авиации с территории России, расширением «номенклатуры целей за счет объектов инфраструктуры и транспортных средств, обеспечивающих добычу и контрабандную поставку нефти в интересах ИГИЛ».

17 ноября министр обороны генерал армии Сергей Шойгу на совещании в Национальном центре управления обороной Российской Федерации с участием Верховного главнокомандующего Владимира Путина доложил: «Количество вылетов ВКС РФ увеличено в два раза, что позволяет наносить мощные, точные удары по боевикам ИГИЛ на всю глубину территории Сирии»804. Состав авиационной группировки был увеличен[31].

Газета «Нью-Йорк таймс» отмечала, что российские самолеты «по крайней мере на текущий момент ежедневно наносят почти столько же ударов по повстанцам, противостоящим силам президента Башара Асада, сколько американская коалиция, воюющая против террористической организации «Исламское государство», наносит ежемесячно на протяжении последнего года»805.

22 января 2016 года начальник Генерального штаба первый заместитель министра обороны РФ генерал армии Валерий Герасимов заявил: «Сирийская армия четыре года отступала. Буквально через две недели после начала операции российских ВКС в Сирии появилась тенденция перехода в наступление правительственных сил на отдельных направлениях. Сейчас эта тенденция носит общий характер. Из 15 направлений, на которых ведутся боевые действия в Сирии, на 10 ведутся боевые действия наступательного характера, на трех осуществляется подготовка наступления, на двух – ведется оборона. Характеризуя динамику боевых действий, я бы сказал, что в целом стратегическая инициатива и инициатива на большинстве направлений сейчас в руках правительственных войск. Сирийская армия за последние месяцы стала другой. Появилось желание наступать, появилась уверенность в своих силах»806.

В.В. Наумкин[32]807. Наши ВКС наносили удары непосредственно по запрещенным в России террористическим группировкам ДАИШ (ИГИЛ), Джабхат ан-Нусра, а также по тем, кто в тактических целях объединился с ними и воюет в составе их отрядов или же координирует свои действия, помогая этим террористам. Поскольку я выступаю сейчас в своем личном качестве независимого эксперта, могу сказать, что нам не нужно, как это иногда делают некоторые обозреватели, себя обманывать и говорить, будто мы воюем исключительно с ИГИЛ. Мы воюем в Сирии со всеми террористами и их пособниками. Террористы – это те, кто сегодня ставит задачу свержения законных режимов, создания страшных государств с досредневековыми правилами жизни, убийствами, пытками, массовыми казнями людей…

Автор. А что в качестве независимого эксперта вы можете сказать о внешней поддержке режима?

В.В. Наумкин. Это и отряды ливанского движения «Хезболла», и отряды шиитских добровольцев из других стран, прежде всего из Ирака, Афганистана, Пакистана. Сегодня много говорят о расширении иранского контингента, который в Сирии воюет. Мы не имеем полной информации на этот счет. Кто-то говорит, что их стало меньше, кто-то – больше. Но без помощи Ирана Сирии пришлось бы плохо.

Военное вмешательство России, безусловно, изменило и баланс сил, и всю военно-политическую обстановку в Сирии. Были укреплены позиции правительства, улучшено моральное состояние армии, ослабели позиции джихадистов и стала сужаться зона их контроля. Правительственные войска и их союзники наступали, джихадисты были ослаблены и отступали. Все это не означало «победу» или «путь к победе» баасистского режима, но открывало возможности для конструктивных переговоров.

Президент Б. Асад мог заявлять о намерении очистить всю территорию страны от джихадистов «до последнего дюйма», но в Москве такую позицию понимали как предварительную точку отсчета, с которой можно было начинать политический торг с оппозицией.

20 октября 2015 года, через три недели после начала российской военной кампании в Сирии, президент В. Путин принял сирийского президента Б. Асада в Москве, чтобы обсудить совместные военные действия против террористов, а также работу по достижении «долговременного урегулирования, основанного на политическом процессе». В. Путин заявил, что решение кризиса возможно «на основе политического процесса при участии всех политических сил, этнических и религиозных групп»808.