Биология добра и зла. Как наука объясняет наши поступки - Роберт Сапольски
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
в) И наконец, основа основ любой науки, ее золотой стандарт – независимая воспроизводимость результата. Если мы повторим СТЭ вплоть до торговой марки носков «надзирателей», получим ли мы такой же результат? Очень трудно воспроизвести столь крупномасштабный, специфический и дорогой эксперимент. Кроме того, Зимбардо опубликовал в профессиональных изданиях на удивление мало информации о постановке эксперимента; в основном он писал в журналы для широкой общественности (трудно не поддаться такому желанию, учитывая, какое внимание привлекли его изыскания). Поэтому известна лишь одна попытка контрольного эксперимента.
В 2001 г. двумя уважаемыми британскими психологами – Стивеном Райхером из Сент-Эндрюсского университета и Алексом Хасламом из Эксетерского был проведен т. н. тюремный эксперимент Би-би-си{761}. Из названия уже понятно, что финансировала проект Би-би-си, и она же снимала на его основе документальный фильм. Организация эксперимента повторяла в общих чертах СТЭ.
Как часто бывает в подобных случаях, результат получился совершенно другим. Вот краткое описание достойных отдельной книги событий:
а) Заключенные организованно сопротивлялись «надзирателям».
б) Моральное состояние «заключенных» держалось на очень высоком уровне, а «надзиратели» чувствовали себя деморализованными и разобщенными.
в) Это привело к разрушению границы между «заключенными» и «надзирателями» и формированию коммуны на принципах сотрудничества и равномерного распределения власти.
г) Но ненадолго – лишь до тех пор, пока трое бывших «заключенных» и один бывший «надзиратель» не свергли утопистов и не установили драконовский режим; показательно, что у тех четверых были самые высокие показатели авторитарности по данным предэкспериментальных опросов. Когда новый режим стабилизовался за счет репрессивной власти, эксперимент прекратили.
Таким образом, вместо того чтобы воспроизвести СТЭ, англичане повторили скорее ФРЭ и РРЭ (французский и русский революционные эксперименты соответственно): иерархический режим свергают сопливые идеалисты, распевающие арии из мюзикла «Отверженные», которых затем пожирает режим большевиков или царство террора. Важно также помнить, что главари хунты, захватившей власть в конце эксперимента, еще до его начала имели высокие показатели предрасположенности к авторитаризму – именно это точно указывает на ложку дегтя в бочке меда, а не на то, что вся бочка была полна дегтя.
Но вот что более удивительно: Зимбардо раскритиковал этот эксперимент, утверждая, что сама его структура заранее свела на нет возможность воссоздания СТЭ, что распределение ролей на самом деле не было случайным, что съемки превратили научный эксперимент в телешоу… И вообще, как все это в принципе может служить моделью чего бы то ни было, когда «заключенные» захватывают тюрьму?{762}
Естественно, Райхер и Хаслам в ответ на его критику напомнили, что заключенные де-факто захватывают тюрьмы, как это случилось в тюрьме Мэйз в Северной Ирландии, куда британцы поместили политических заключенных ИРА, или в тюрьме Роббенэйланд, где долгие годы содержался Нельсон Мандела.
Тогда Зимбардо назвал Райхера и Хаслама научно-безответственными и фальсификаторами. А они ему, уже без всяких околичностей, ответили цитатой Фуко: «Там, где есть [принудительная] власть, есть и сопротивление».
Пора успокоиться. Полемика полемикой, но два жизненно важных вывода из работ Милгрэма и Зимбардо бесспорны:
а) Под давлением необходимости подчиниться и встроиться в социум совершенно нормальные люди поддаются и делают ужасные вещи, причем процент уступивших намного выше, чем можно было бы предположить. Современные исследования нейробиологических процессов, сопровождающих милгрэмовскую парадигму «я всего лишь исполнял приказ», показывают, что даже при одних и тех же решениях порядок активации соответствующих участков мозга различается в зависимости от того, производится действие добровольно или по принуждению{763}.
б) И все равно – обязательно есть такие, кто не поддается.
Второму выводу никто из нас не удивится: мы знаем, как многие хуту погибали, защищая своих соседей тутси от карательных отрядов хуту, как немцы пользовались любой возможностью, рисковали всем, чтобы спасти других от нацистов; мы знаем человека, который рассказал правду об Абу-Грейб. Некоторые ложки меда остаются медом даже в целой бочке дегтя[412].
Таким образом, жизненно важно понять, какие обстоятельства могут толкнуть человека на действия, выставляющие его в гораздо худшем свете, чем он о себе думал, или, наоборот, демонстрирующие такую его силу духа, о которой он и не подозревал.
В конце предыдущей главы мы рассматривали факторы, которые ослабляют степень разделения на Своих и Чужих. Этот список включает в себя: осознавание имплицитности, автоматичности наших предубежденностей; понимание нашей чувствительности к отвращению, возмущению и зависти; распознавание множественности делений на Своих и Чужих по разнообразным критериям и стремление делать упор на те дихотомии, в которых Чужие становятся Своими; контакт с Чужими в благоприятных условиях; сопротивление эссенциализму; умение посмотреть глазами другого человека и – самое главное – индивидуализация Чужих.
Вероятность того, что человек уступит требованиям конформизма и повиновения, снижается рядом похожих факторов. Вот что войдет в их список.
Какие чувства рождают в нас личности, обремененные властью: преклонение? Отождествление? Ужас? Далеко ли они от нас? Милгрэм в последующих экспериментах показал, что, если ученый в халате находится в другой комнате, люди меньше подчиняются. А как престиж ассоциируется с властью? Когда эксперимент проводили на каком-то заброшенном складе в Нью-Хэйвене, люди опять же подчинялись меньше, чем в обустроенном кампусе Йельского университета. И вопрос, который больше всего интересовал Тайфеля, – воспринимается ли начальство законным и незыблемым? Я бы скорее прислушался к жизненному совету далай-ламы, чем рекомендациям главы «Боко харам»[413].