Моя пятнадцатая сказка - Елена Свительская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Слышь, я понял, почему люди воюют!
— Да пошел ты! — возмутился Рю. — Не видишь? Я занят! Вышло интервью о юности самого известного в этом сезоне американского футболиста. Он раскрывает секреты успеха. Он обещал в заголовке рассказать кое-что важное о себе и своей карьере.
Но и Мамору считал свое дело самым важным:
— Я чувствую себя очень расстроенным и хочу что-нибудь разбить. Может быть, войны затевают люди, которые очень несчастны?..
— Да заткнись ты! — проворчал Рю. — Только и бубнишь, что какую-то ерунду! Свали, а?
Голос младшего сына задрожал, когда он тихо сказал:
— Старший брат плохой человек.
Парень саркастично ответил:
— Ага, я мерзкий гад. Не свалишь — прибью.
Мамору сбежал в свою комнату. Громко музыку врубил.
Как обычно…
Но я ошибался.
В этот раз мы слишком сильно поссорились. Мамору вообще больше со мной не говорил. Хотя Нодзоми показала мне листок с теста на 83 балла. Хотя я к нему серьезно подошел с этим листком и похвалил: «Молодец, наконец-то ты занялся делом». Он тогда просто ушел от меня и заперся в своей комнате. Даже в туалет не выходил. Видимо, покинул ее лишь когда я ушел на работу утром. А к вечеру снова заперся в своей комнате.
Да, впрочем, с Рю мы тоже почти не разговаривали. Парень записался в футбольный клуб и то пропадал на тренировках со своей командой, то в библиотеке. Как-то раз, наткнувшись на меня за окончанием ужина и напоровшись на мой укоризненный взгляд, старшой твердо произнес: «Я же Рю, «дракон», я просто обязан стать капитаном школьной команды. Но лучше если я стану капитаном футбольной команды Японии». Словом, он таскал тесты по 70–80 баллов, а еще постоянно пропадал со своей новой компанией из их футбольной команды.
Дома стало тихо.
Дома атмосфера вообще вскоре стала ужасной. Даже Нодзоми притихла. Побледнела, похудела. Это наши мужские разборки, она больше не встревала, но спокойно смотреть на нас, молчаливо расходившихся по комнатам, не хотела.
И вроде мы не ссорились. Мы больше не ссорились. Но совсем друг с другом не говорили.
Но я же не должен был извиняться перед этим мелким придурком! Я для него хорошего будущего хотел. Художники, дизайнеры — это все так зыбко! Да и признавать, что ошибся я сам… ну уж нет! Но он хотя бы стал учиться лучше. Так у него будет больше шансов поступить в университет получше. Даже если и не в Тодайдзи.
Мерзкий зеленый кот тоже больше не появлялся. Жуткое существо, нарушившее стабильное течение моей жизни, наконец-то исчезло — и я смог вздохнуть спокойно.
Только… вот какое-то время прошло с тех пор… я не сразу смог осознать это смутное чувство, но…
С того дня, как этот безумный зверь исчез, что-то внутри меня безвозвратно нарушилось: весь мой привычный и родной мир начал мне казаться каким-то блеклым. Скучным. Но что такое случилось со мной?.. Ведь ничего же в моей жизни не изменилось!
Однажды Нодзоми утром сказала мне, когда мы сидели за столом двое:
— Послезавтра день рождения твоей матери.
Стыдно признаться, но в веренице потрясений и будничных событий я совсем об этом забыл!
— Может, съездим, навестим ее? — продолжила жена, внимательно смотря на меня.
— Может, — кивнул я.
По-хорошему если, давно надо было это сделать.
— Может, съездим вчетвером? — женщина подалась вперед, ко мне, глаза ее радостно зажглись.
— Да, давай, — я улыбнулся ей.
И получил потеплевший взгляд в ответ.
Но в поездке мы всю дорогу молчали. Жена, кажется, сильно этому огорчилась, но тоже молчала. Не пыталась нас разговорить.
В деревне как будто иначе идет время. Редкие постройки как-то изменились. Разве что деревья вытянулись повыше с последнего моего визита. Которые еще могли. А так двор… как будто еще вчера я это место покинул. Тогда в лужах отражался молодой парень, а теперь — серьезный мужчина за сорок лет.
Из-за дождя по окрестностям побродить не удалось. Пришлось планы отложить.
Мать подсунула мне свежих — ну, почти, на два дня опоздалых — газет, я серьезно их развернул, опустившись в старое кресло-качалку. Сделал вид, что не видел этих номеров прежде. Рю переключал старенький телевизор, ловил футбол. Ворчал, что не так хорошо видно. Пришлось кашлянуть многозначительно, чтоб он заткнулся и отстал от моей матери. Мать, жена и меньшой расселись в крохотной гостиной. Кажется, мать показывала им мои рисунки. Надо же, а я когда-то рисовал! Вообще не помню!
— А еще он мой портрет нарисовал в средней школе…
Недоуменно задержал переворачиваемую страницу газеты. Надо же, я и ее портрет рисовал?..
— Им учитель как раз задал нарисовать самого важного человека. А Сусуму родителей нарисовать решил. Вот, смотрите.
— Ого, как настоящий художник! — внезапно выдохнул мой скупой на похвалу старшой.
Я недоуменно застыл с газетой. Что там они такое смотрят?..
— Потрясающе! — пылко проговорила Нодзоми.
А Мамору, помолчав, серьезно уточнил:
— А где портрет дедушки? Ты же сказала, что он рисовал своих родителей.
А где портрет отца?..
Мать долго шуршала бумагами, но портрет почившего супруга так и не нашла. Нодзоми и сыновья притихшие ждали.
А у меня перед глазами снова всплыли почерневшие, морщащиеся обрывки, красные цветы на которых светились ослепительно ярко в ночной темноте…
Она и не найдет портрет отца. Там его нет. Я сам его сжег.
За обедом — мы сидели уже впятером, захваченные ароматом и вкусом хозяйкиной стряпни — Мамору, робко придвинул стул к бабушке и тихо сказал:
— Ба, я собрался стать дизайнером.
— Правда? — она улыбнулась, потрепала внука по щеке. — Как мило! Ты мечтаешь точно о том же, о чем твой отец мечтал в твои года.
— Э-э… — протянул меньшой потрясенно. — А разве отец об этом мечтал?
А мать повернулась ко мне.
— Сусуму, твое лицо… ты плохо себя чувствуешь? Может, я приоткрою окно?
Она вскочила, к окну бросилась. Ветер на нас свежий вечерний воздух метнул, отмытый струями дождя, запах влажной земли и… и у окна снова сидел Он.
И зеленый кот снова внимательно смотрел на меня. Нет, не может быть. Его нет. Он, правда, не существует! Вот ведь, даже мать, за взглядом проследив моим, не обнаружила ничего необычного ни за окном, ни вокруг окна.
А Мамору внезапно рассмеялся.
— Надо же, отец вообще забыл, о чем он мечтал!
Я был крайне смущен. Вроде не тот возраст, чтоб быть серьезно забывчивым.