Живой Журнал. Публикации 2009 - Владимир Сергеевич Березин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И, собрав рюкзачок, поехать куда-нибудь — кружным путём через Оптину и Шамордино.
Извините, если кого обидел.
26 сентября 2009
История из старых запасов: "Слово о яйцах и поп-балерине Волочковой"
Собственно, ничто не предвещало опасности. Ко мне пришёл Синдерюшкин. Синдерюшкин припёрся ко мне, как в больницу — с мешочком апельсинов. Когда я ему сказал, что я не так уж болен и даже думаю выздороветь, он виновато достал две бутылки коньяка.
Мы заговорили о балерине Волочковой. Это сейчас её несколько подзабыли, а тогда все только и делали, что рассуждали о том, действительно ли она потолстела так, что её партёров грыжа и прочие болезни. Вся страна, честное слово. Нет, начали-то с перепелиных яиц, но про перепелиные яйца не очень интересная история.
Ваня заглянул мне в глаза и сказал требовательно:
— Ты, как человек, знакомый с высшей математикой…
И замолчал надолго.
За это время мы съели по апельсину.
— Так вот, — сказал Ваня, — продолжи ряд: Волочкова, Курникова, Басков…
— Хрен тебе, — сказал я сурово — может, тебе ещё ряд Фурье надо продолжить? Или численно продифференцировать дискретно заданную функцию?!..
А потом осторожно добавил:
— Ванесса Мэй. Ну, три тенора ещё хороши…
Но Синдерюшкин уже бормотал:
— А танцор (его показали на днях в телевизоре) уже сказал, что, дескать, херня какая, дорогие товарищи, эту Волочкову последний дебил носить может, а хошь, дворника вызови — подымет и без проблем. Её, говорит, даже на маленького лебедёнка погрузи — всё одно со сцены вынесет. Так что всё дело в яйцах…
Итак, мне не удалось ничем успокоить Синдерюшкина. Как-то это плохо у меня выходило. Тут ведь не угадаешь, что именно ему было нужно. Балетоманы народ опасный, скажешь что не так — настучат батманов в бубен и пойдёшь хорошим танцором по жизни. Я сам в балете мало что понимаю, и поэтому выучил спасительную фразу — нужно развести руками, закатить глаза и произнести:
— Не знаю уж, что сказал бы по этому поводу Цискаридзе…
С одной стороны, всё совершенная правда, и я не то что не знаю, что бы он сказал, да и не уверен даже, как правильно писать его фамилию (Но в устной речи всё сгодится). Да и кто знает, есть ли этот Цискаридзе на свете, может это просто добрый дух-защитник? С другой стороны, как это произнесёшь, так все балетоманы замирают сразу в неудобном положении точь-в-точь как Железный Дровосек, глазами делают "луп-луп" и в этот момент от них можно убежать без всякого членовредительства. Но тут хрен чего вышло. Синдерюшкин начал вопить что-то нечленораздельное, причем всё время сбивался и орал:
— И Гарри Поттеры эти дурацкие повсюду! Летают!.. Гады!..
— Ну, Хрюнчик, — бормотал я, — успокойся. Что за ужасы ты говоришь… Давай я тебе лучше о колумбовом яйце расскажу. Это всем интересно, мне даже девушки из Тольятти пишут, яйцами интересуются…
Потом, правда, выяснилось, что Синдерюшкин считает, что Волочкова — дочь петербургского мэра Собчака. Но поскольку все нынче только и делают, что говорят о Волочковой, ясно, что немудрено свихнуться. Сейчас, думаю, мне Синдерюшкин расскажет, что она играла вместе с Сильвией Кристель в "Греческой смоковнице". Да и сюртук у него из Волочковой, поскольку это самая модная материя. Мы запили апельсины коньяком, и от этого Синдерюшкин сразу забыл про Волочкову — а ведь полчаса пялился в телевизор и смотрел, как она поводит плечами, взмахивает руками как лебедь и сгибается в хохоте до земли. Мы уже основательно наапельсинились и принялись говорить о вещах низменных — колумбовом яйце и перспективах информационной революции. Я начал рассказывать, как читаю книжку по гуманитарной географии, что мне дали на рецензию, но Синдерюшкин вдруг вспомнил о Волочковой. И снова замахал у меня пальцем перед носом.
— Авангардисты! Авангардисты! Авангардисты! Педерасты!
— Знаешь, Колумбово яйцо… — пытался я вмешаться, — была такая притча…
— Не выйдет! — сказал он. — Не выйдет! Кончилось это время.
— Яйцо… — вымолвил я примирительно.
— Волочкова! — орал он.
Тогда я сказал сурово:
— Видишь ли, Колумб… Колумб, понимаешь сплавал в свою Америку, а на него начали гнать, что это, дескать плёвое дело было, и нечего тут…
— Волочкова… — снова затянул мой друг Ваня.
Я набычился и сказал твёрже:
— Колумб вернулся в Испанию. Его стали обижать. Слушай. Внимательно слушай. Я тебе рассказываю про яйцо. Колумба.
Ваня открыл рот, но я выразительно посмотрел ему в глаза.
— Молчи, сука. Молчи и слушай. Баба из Тольятти тоже интересовалась. Так вот Колумб поглядел на них, и достал из кармана яйцо…
Извините, если кого обидел.
27 сентября 2009
История из старых запасов: "Слово о туристах и банкирах"
Как-то однажды, попав на день рождения Синдерюшкина, я обнаружил, что отвык от больших масс народа. Тогда я болел, передвигался лишь по коридору до туалета, и то — на костылях. Гости ко мне в то время приходили по трое, по четверо, а тут, навестив чужую дачу, обнаружил я такое количество людей, прогуливающихся и разговаривающих друг с другом, что даже испугался. Надежда Америки, так сказать, её научное будущее — и были все эти люди.
Через какое-то время стал и я тоже говорить без умолку, но вдруг понял, как это тяжело. К слову, сказать, поразило ещё меня на этой даче огромное количество мелких детей. Но больше шума, чем сами дети, производили их родители, наблюдавшие за правильным детским поведением. Может, дело было в природной моей мизантропии или же в том, что дети отняли у меня костыли, избили ими друг друга, а потом вернули костыли обратно, потеряв предварительно некоторые их части. Они были наглядной иллюстрацией той истины, что даже самую унылую комнату оживят обычные дети, красиво расставленные по углам.
Уста от всего этого я присел рядом с интересной женщиной, которая начала рассказывать мне об имениннике. Надо было сознаться, что он мой друг, но я не сознался. Дело в том, что на всяком празднике есть такая женщина, которая как бы не участвует в общем веселье, но знает о присутствующих всё.
Если выпить с такой женщиной, то она совершенно бескорыстно, и в беспощадных, залипающих навсегда в память формулировках, расскажет все тайны мироздания.
Мы разговорились, и она отчего-то вспомнила, что туризм —