сейчас им расскажут про короля в окружении его благородных рыцарей, восседающего на великолепном коне или в золоченом паланкине на плечах мускулистых рабов. Но у жителей Омеласа нет короля. Там не пользуются мечами и не держат рабов. Они не варвары. Я не знаю правил и законов их общества, но подозреваю, что их удивительно мало. Так же как жители города обошлись без монархии и рабовладения, они обходятся без фондовой биржи, рекламы, тайной полиции и атомной бомбы. Но, я повторяю, простота здесь ни при чем, они не безмятежные пастухи, не благородные дикари и не тихие утописты. Они не менее сложны, чем мы с вами. Просто мы имеем дурную привычку (подкармливаемую педантами и людьми якобы утонченными и искушенными) считать, будто счастье – это нечто довольно глупое. Мол, только боль возвышенна, только это интересно. А между тем отказ признать, что зло банально, а боль ужасно скучна, это предательство, совершаемое художником. Не можешь победить – присоединяйся. Если больно – повтори. Но превозносить отчаяние – значит осуждать наслаждение, а признавать жестокость – значит терять все остальное. И мы почти потеряли: мы разучились описывать счастливого человека, разучились чествовать радость. Как я могу рассказать вам о людях Омеласа? Они не наивные и счастливые дети, хотя их дети на самом деле счастливы. Они зрелые, интеллигентные, страстные взрослые люди, чья жизнь идет хорошо. Чудо! Но как бы мне хотелось описать эту жизнь еще лучше. Заставить вас поверить. В моем описании Омелас выглядит как сказочный город: давным-давно и далеко-далеко жили-были… Может, будет лучше, если вы попытаетесь представить его себе на свой вкус, если, разумеется, его образ вас устроит, так как я наверняка не смогу удовлетворить всех. Как, например, насчет техники? Я думаю, в Омеласе нет машин на улицах и вертолетов над ними: это следует из того, что в городе живут счастливые люди. Счастье базируется на справедливом разграничении того, что необходимо, того, что излишне, но неопасно, и того, что опасно. Из средней категории, то есть из того, что излишне, но неопасно, что является удобством, баловством, роскошью и так далее, у них, возможно, есть центральное отопление, метро, посудомоечные агрегаты и множество других замечательных вещей, которые еще не изобретены у нас: парящие в воздухе источники света, бестопливная энергетика, безотказное лекарство от насморка. А может быть, ничего этого у них нет. Не важно. Впрочем, на ваше усмотрение. Лично я думаю, что жители соседних городов, расположенных вдоль побережья, прибывали в Омелас перед Праздником на очень быстрых поездах и двухэтажных трамваях и что вокзал в Омеласе – это самое красивое здание в городе, хотя выглядит он и попроще, чем великолепный Фермерский Рынок. Но даже если допустить наличие поездов, Омелас, я боюсь, все равно покажется кое-кому из вас слишком уж благополучным и ханжеским: улыбки, колокола, парады, лошади и тому подобное. Если так, добавьте оргию. Если это поможет, пожалуйста, не стесняйтесь. Только давайте обойдемся без храмов, из которых появляются прекрасные обнаженные жрецы и жрицы, уже охваченные экстазом и готовые совокупляться с любым мужчиной и любой женщиной, близкими или незнакомыми, со всяким, кто пожелает единения с божеством. Это первое, что пришло мне в голову, однако пусть в Омеласе не будет никаких храмов. По крайней мере, храмов со жрецами. Религия – ладно, духовенство – нет. Прекрасные обнаженные молодые люди могут с таким же успехом просто бродить по улицам, предлагая себя, словно божественное суфле, и для утоления голода страждущего, и для праздничного буйства плоти. Пусть они присоединяются к шествию. Пусть бьют над парами тамбурины и гонги возвещают торжество желания и пусть (немаловажная деталь) детей – результат этих восхитительных ритуалов – любят все и все заботятся о них. Я уверена, Омелас не знает греха. Однако что еще там должно быть? Я думала, там не будет дурманящих средств, но это, пожалуй, пуританство. Для тех, кому нравится, пусть улицы города наполняет чуть заметный, но устойчивый аромат
друза, который вначале дает разуму и телу необычайную легкость и яркость ощущений, затем, через несколько часов, мечтательную задумчивость и, наконец, восхитительные видения наиболее глубоких и скрытых тайн вселенной, не говоря уже о невероятной силе наслаждения любовными играми. И он не вызывает патологического пристрастия. Для более скромного вкуса, я думаю, в Омеласе должно быть пиво. Что еще? Чему еще положено быть в городе радости? Ощущению победы, конечно, и празднику храбрости. Но, как мы обошлись без духовенства, давайте обойдемся и без солдат. Радость, вызванная успешной резней, это не та радость. Здесь она не подойдет: это страшно и тривиально. Здесь будет скорее безграничное и щедрое согласие, триумф великодушия – не против какого-то внешнего врага, но в единении с самым прекрасным и справедливым в душах всех-всех людей – триумф великодушия и великолепия лета, пришедшего в мир. Вот от чего возносятся сердца жителей Омеласа, и победа, которую они празднуют, это победа жизни. Я не думаю, что многим из них нужен
друз.
Почти все процессии уже достигли Зеленого Поля. Восхитительные запахи пищи разносятся ветром от красно-голубых шатров торговцев. Сластями перепачканы очаровательные лица малышей, и даже в мягкой седой бороде старика запутались крошки печенья. Юноши и девушки верхом на лошадях собираются у линии старта. Маленькая полная смеющаяся старушка раздает цветы из корзины, и высокие молодые люди вплетают эти цветы в волосы, блестящие на солнце. Мальчишка лет девяти-десяти, один, сидит немного в стороне от толпы и играет на деревянной флейте. Люди останавливаются послушать, улыбаются, но не заговаривают с ним, поскольку он ни на секунду не прекращает играть и даже не замечает их, он целиком захвачен сладким волшебством тонкой мелодии.
Но вот он заканчивает играть, медленно опуская руки, обнимающие деревянную флейту.
И словно наступившая пауза послужила сигналом, из палатки у линии старта звучит труба – повелевающе, пронзительно и немного грустно. Лошади встают на дыбы и откликаются ржанием. Молодые наездники с внимательными лицами гладят лошадиные шеи и успокаивают скакунов, приговаривая: «Тихо, тихо, красавица моя, надежда…» Рядами выстраиваются они у линии старта. Толпы вдоль трассы соревнования выглядят словно поле травы и цветов на ветру. Летний Праздник начался.
Вы поверили? Вы приняли праздник, город, радость? Нет? Тогда позвольте, я расскажу вам кое-что еще.
В подвале одного из красивых общественных зданий Омеласа или, может быть, в погребе какого-то просторного частного дома есть комната. Комната без окон, за запертой дверью. Совсем немного пыльного света просачивается туда сквозь щели в дверных досках откуда-то из затянутого
