Золотое колечко на границе тьмы - Владислав Крапивин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Полный, высокий, лысоватый, с круглым добродушным лицом, он казался нам воплощением радости. И всепрощения. Не помню, чтобы он кому-то поставил двойку, повысил голос или выставил из класса развеселившееся сверх меры чадо. А надо сказать, на уроках Александра Павловича мы не блистали дисциплиной. Были там постоянный смех и болтовня.
Впрочем, и рисовали охотно. Умел Александр Павлович даже скучное срисовывание кувшинов и гипсовых фигур подать как дело весьма азартное. А еще больше нравилось нам, когда он предлагал:
— Сегодня рисуйте что хотите, развивайте воображение.
Мои рисунки Александр Павлович весьма одобрял — особенно фрегаты и бриги с полными парусами и хитрой путаницей такелажа…
Шуточки наши, подчас весьма вольные, сносил с несокрушимым терпением, разговаривал как с равными и, случалось, на переменах угощал помидорами из собственного огорода.
Был Александр Павлович Митинский известным в Тюмени художником, устраивал свои выставки. А на уроках не раз, посмеиваясь, говорил:
— Вот выберу время, возьмусь за большое полотно. Напишу портрет девочки-отличницы на фоне цветущих яблонь. Будет называться “Весна нашей жизни”. Отвезу в Москву. Тогда уж точно заработаю Сталинскую премию.
— Зачем девчонку рисовать! — возмущались мы. — Лучше пацана! Вы же в мужской школе работаете!
— Ха! Пацана! Да кто же мне даст премию за таких пиратов! Посмотрите на себя!
— Не-е! Мы хорошие!
Александр Павлович не спорил: конечно, хорошие. Но для премии этого мало. Требованиям, которые предлагает живописным полотнам метод социалистического реализма, мы все равно не соответствуем.
— Знаете, что такое социалистический реализм?
— Не-е! Мы еще не проходили!
— Это когда мальчик, умытый, причесанный, с пятерочным дневником под мышкой, смотрит в светлую даль. А вы куда смотрите?
— На вас, Александр Палыч!
— Ну, это ничего, это тоже можно. Но лучше смотрите на вазу. Вы ведь ее рисуете, а не меня.
В тот день, о котором я пишу, Александр Павлович снова разрешил нам рисовать что душа пожелает (еще одна удача!), а сам начал показывать свои акварели. Главным образом пейзажи.
— …А вот это я написал совсем недавно. Недалеко от дома, на Ямской улице. Зимний вечер, новолуние. Видели когда-нибудь такой месяц?
Над заснеженными крышами еще не совсем растаял закат. А высоко в сиреневом небе висел пепельный круг, опоясанный тонким и очень ярким полумесяцем.
Конечно, мы такое видели! По крайней мере, я видел! Не раз! Серый, слегка проступающий в морозном небе диск — это темная Луна. А месяц — ее вызолоченный солнцем край!
И опять коснулась меня зимняя лунная сказка — пахнущая сугробами и волшебством.
…А потом было продолжение сказки наяву. Когда я шел домой, вечернее, уже угасшее небо совсем очистилось от облаков. Кусался морозец, загорались звезды и светил над черным кружевом тополем т о т с а м ы й месяц — опоясавший пепельно-серую круглую луну. И стало мне так хорошо, что даже домой идти расхотелось. Шагать бы так и шагать по вечерней улице, пока впереди не увидишь какое-нибудь чудо…
Чуда я не увидел, но под скрип валенок легко, словно сами собой, сложились стихи:
Сперва были эти четыре строчки. А уж после, в феврале, когда я опять увидел такой месяц, придумалось окончание:
Потому что и в самом деле угадывалось в воздухе дыхание близкого марта.
…Летом девяносто первого года я с младшим сыном Алешкой на несколько дней приехал в Тюмень — повидать друзей, побродить по знакомым местам.
Однажды мы оказались на берегу Андреевского озера, в гостях у морского скаутского отряда. Ребята попросили в соседнем яхт-клубе большую яхту типа “Солинг” — для нашей прогулки по озеру. С нами пошли на яхте молодой начальник парусной базы Юра и его жена Марина.
Алешка — человек в парусном деле опытный, яхтенный рулевой — завладел румпелем, а мы втроем болтали о том, о сем, вспоминали общих знакомых.
— Вы в какой школе учились? — спросила Марина.
— В разных. А начиная с пятого класса — в двадцать пятой, на Первомайской.
— Тогда вы, может быть, знали учителя рисования Митинского!
— Александра Павловича? Да Боже ж ты мой! Кто же его не знал? У него и мои брат с сестрой учились! И с отцом моим они были приятели!
— А я— его внучка.
Ну что тут скажешь! В самом деле “тесен мир”.
Александра Павловича давно уже не было в живых. Мы вздохнули, вспомнив замечательного учителя и замечательного деда. Я рассказал, как в пятьдесят шестом году, перед самым окончанием школы, я помогал Александру Павловичу развешивать в областном музее работы для выставки. Вернее, мы втроем помогали — я и мои друзья Валерка и Юрий…
— Особенно много у Александра Павловича было миниатюр. Он их называл открытками. Яркие такие, глаза разбегались.
Внучка Марина задумчиво кивала. Громко журчала кильватерная струя. Ветер подналег на парус, и Алешка от руля напомнил нам, матросам, что надо не зевать, а откренивать яхту…
…Осенью от Марины и Юры пришло письмо. В нем оказались две, “открытки” — акварельные миниатюры Александра Павловича Митинского. Одна — совсем давняя, двадцать четвертого года. На ней сказочный русский городок. Вторая написана в пятьдесят шестом. Зимнее село Ивлево… Я их застеклил в одной общей рамке и повесил рядом с камином, где стоят глиняный Пограничник, мраморный кролик, старинное зеркальце и фотографии отца с его родителями.
На акварели с заснеженным селом Ивлевом уютно светятся окошки. Очень хочется написать, что над крышами висит знакомый месяц. Но правда есть правда: месяца там нет. Видимо, еще не взошел.
…Зато натуральный месяц — вот он, опять появился в окне. Я смотрю на него, лежа на диване. За стеклами угасает закат, и месячонок — тонкий, недавно родившийся — опять крадется от мачты к мачте стоящего на подоконнике фрегата. По повадкам — ну, в точности как рыжий котенок Макс, который прокрадывается в дверь и опасается, что его могут шугануть из комнаты.
Но я не прогоняю ни Макса, ни тем более лунного мальчонку. Я придвигаю месяц взглядом и сажаю на ладонь. И вдруг ощущаю тяжесть лунного яблока, которое почти все еще в тени, но все равно тут, внутри месяца.
Конечно, я знаю, что Луна — не у меня в ладони, а в черной глубине Вселенной. Громадное космическое тело. Известно мне и то, что она уже отснята спутниками со всех сторон, и что по ней не раз ходили люди.