Хроники искателей миров. Дворец Посейдона - Томас Тимайер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На корабле воцарилась полная тишина. Палуба перестала вибрировать, исчезло ритмичное шипение клапанов, стравливающих отработанный газ. Стало слышно, как в такелаже тонко посвистывает ветер, а внизу мерно шумит море.
Оскар снова взглянул на кабель. Гумбольдт рывком отсоединил провод от клеммы и принялся очищать его от зеленоватого налета какой-то пастой с отвратительным запахом. Когда медь снова засверкала как новенькая, он вставил провод в разъем, заизолировал и туго затянул винт.
– Теперь попробуем. Включайте!
Шарлотта и Элиза снова передвинули рычаги, давая полную мощность. В резервуаре преобразователя зашипело и заклокотало, потом раздался негромкий хлопок. Лопасти воздушных винтов слились в полупрозрачные диски. Гумбольдт снял резиновые перчатки и удовлетворенно прислушался к ровному гудению двигателей. «Пачакутек» начал набирать скорость.
Покончив с ремонтом, ученый поднялся на капитанский мостик, проверил показания приборов и кивнул сам себе.
– Неплохо сработано. Все действует безупречно. У нас снова полная мощность. Оскар, собери инструменты и тоже поднимайся наверх! Нам нужно кое-что обсудить.
Оскар поспешно сложил в футляр разложенные на палубе гаечные ключи, плоскогубцы и отвертки, отнес футляр на место и направился к небольшому трапу, ведущему на мостик.
– Я понимаю, что все вы слегка разочарованы тем, что наше пребывание в Афинах оказалось таким недолгим, – начал Гумбольдт, – но у меня были свои соображения. Одно из них заключается в том, что за нами постоянно следили.
– Что? – Оскар не поверил ушам. Обычно он спиной чувствовал слежку. В прежней жизни карманного воришки это чутье не раз его выручало. Но здесь он не заметил ничего подобного.
– Кто за нами следил? И с какой стати?
– К сожалению, на оба этих вопроса у меня нет ответов. Я не хотел вас тревожить, поэтому сообщил о слежке только Элизе.
Та пристально взглянула на обоих молодых людей и слегка наклонила голову.
– Человек, который стоит за этим, чрезвычайно опасен, – негромко проговорила Элиза, – я убеждена в этом. Нечто темное окружает его, как грозовая туча. И у него такая аура, через которую я, как ни пыталась, не смогла проникнуть. Какими бы ни были его цели, они связаны со злом.
– Вечером в день нашего прибытия все было спокойно, – продолжил Гумбольдт, – однако уже на следующий день я заметил мужчину, наблюдавшего за нами с противоположной стороны улицы. Когда мы взяли экипаж, чтобы отправиться в Политехникум, он последовал за нами. Затем я на какое-то время потерял его из виду, но вскоре снова обнаружил поблизости. Он укрылся за колонной неподалеку от главного входа в здание и пристально наблюдал за всеми, кто входил и выходил. При этом мне так и не удалось разглядеть его лицо – оно постоянно оставалось в тени, а избранная им позиция и манера перемещаться свидетельствовали о том, что это настоящий профессионал. Вот почему нам пришлось так спешно покинуть Афины. Сожалею.
– Но теперь-то мы отделались от него, верно? – спросил Оскар. – Он наверняка не умеет летать, и воздушного судна у него нет.
– Надеюсь. Несмотря на это, мы должны быть постоянно начеку. Кажется мне, что этого господина мы еще увидим.
– Что же нам теперь предпринять? – спросила Шарлотта. – Ведь мы выяснили совсем немного.
– Я смотрю на это не столь пессимистично, – успокоил Гумбольдт племянницу. – У нас появился след. Возможно, не слишком ясный, но это лучше, чем ничего.
– Что ты имеешь в виду, дядя?
– Нам стали известны имена. – Гумбольдт поднял вверх два пальца. – Тесла и Ливанос. Что касается Александра Ливаноса, то я не вполне уверен, имеет ли он прямое отношение к решению нашей задачи. Но в отношении Никола Тесла… Кажется, я начинаю понимать, что нам следует искать. Придется отказаться от перелетов на «Пачакутеке» – воздушный корабль слишком бросается в глаза. Мы вернемся домой и отправимся из Берлина поездом. Чем больше мы будем похожи на самых обычных путешественников, тем лучше.
– И куда мы направимся на сей раз? – Оскар терпеть не мог чувствовать себя болваном, который не понимает, о чем, собственно, идет речь.
– Во Францию, – ответил Гумбольдт. – А если еще точнее – в Париж. В крупнейшую столицу европейского континента.
Профессор Христос Папастратос захлопнул папку с конспектами завтрашних лекций и потянулся. Было начало десятого, за окном уже стемнело. Визит немецкого ученого и его спутников полностью изменили обычный распорядок его дня. Как правило, он заканчивал работу не позднее семи и отправлялся в «Энеас», небольшую таверну по соседству, где ужинал и выпивал графинчик рецины – терпкого белого вина со смолистым привкусом. Там всегда можно было застать пару-тройку коллег и провести вечер за приятной беседой. Дома профессора никто не ждал. Его жена умерла два года назад, и с тех пор Папастратос избегал подолгу оставаться в одиночестве.
Огонек лампы, освещавшей его кабинет, колебался от сквознячка, проникавшего в кабинет через приоткрытое окно. Удивительно, как здесь становится свежо, едва садится солнце!
Профессор поднялся, закрыл окно и задернул шторы. Беседа с господином Гумбольдтом заставила его обратиться к воспоминаниям о том незабываемом времени, когда оба они – он и Ливанос, учились в университете. Как молоды они были! Сколько надежд, честолюбия, грандиозных планов! А теперь Ливанос мертв, а сам он чувствует себя почти стариком.
Папастратос накинул сюртук и уже собирался погасить лампу, как неподалеку раздался негромкий шум. Профессор удивился.
– Грегориос, ты все еще здесь?
Никакого ответа.
«Странно, – подумал профессор. – Его секретарь всегда торопился уйти домой пораньше. Значит, это Атанасиос – ночной сторож, регулярно обходящий во время дежурств все помещения Политехникума. Вряд ли от этих обходов мог быть толк – Атанасиос был туговат на ухо, и просто разминал ноги, засидевшись в вестибюле у главного входа».
Прихватив портфель, Папастратос прикрутил фитиль керосиновой лампы, а затем распахнул дверь кабинета. И едва не столкнулся на пороге с незнакомцем.
Этот мужчина был высок и худощав, от него исходила явственная угроза. Взгляд его прятался под полями глубоко надвинутой на лоб широкополой шляпы.
– Кто вы такой? – воскликнул профессор. – Вам не полагается здесь находиться, ведь университет закрывается уже в семь часов!
Послышался негромкий, словно аккуратно откупорили бутылку шампанского, хлопок, и Папастратос ощутил легкий укол в предплечье.
– О, не беспокойтесь, господин профессор, – проговорил незнакомец. – Я здесь не задержусь.
Декан возмутился. Этот наглец еще и претендует на остроумие!
– Что вам здесь понадобилось? Кто вас впустил?
Незнакомец снова не ответил. Папастратос нащупал в кармане миниатюрный револьвер системы Дерринджера, который постоянно носил с собой. Нет, он не был трусом, но в Афинах немало закоулков, где просто опасно появляться безоружным. Оружие было компактным и целиком помещалось в руке. Просто удивительно, какую уверенность может придать кому угодно простой кусок обработанного металла!