Заклятие сатаны. Хроники текучего общества - Умберто Эко

Еще Жан-Жак Руссо полагал, что прямая демократия возможна лишь в крохотном государстве, где все знакомы друг с другом и могут собраться вместе. Впрочем, представительная демократия, при которой народ избирает своих представителей раз в четыре-пять лет, сегодня также переживает кризис. В массовом обществе, где преобладает электронная коммуникация, мнения настолько нивелируются, что предложения разных кандидатов почти не отличаются друг от друга. Кандидатов избирает не народ, а партийная номенклатура, а народу (в лучшем случае) остается выбор между двумя людьми (которых уже выбрали другие) – похожими как две капли воды. Это напоминает советскую систему, разве что советская номенклатура выбирала единственного кандидата, за которого и голосовали избиратели. Предложи советская власть не одного, а двух кандидатов, Советский Союз уподобился бы американской демократии.

Конечно, мне известно, что в демократическом обществе, несмотря на бессмысленный ритуал выборов, власти находятся под контролем печати, групп давления и общественного мнения. Но ведь все это возможно и в рамках системы, которую предложил Азимов.

Не стоит удивляться недавним атакам в интернете, принявшим планетарный масштаб. Известно, что чем совершеннее технология, тем она уязвимее. Справиться с угонщиком в эпоху винтовых самолетов, когда кабина пилота герметично не закрывалась, не составляло труда: открываешь дверцу и выталкиваешь угонщика наружу. На выполняющем межконтинентальный полет реактивном самолете даже сумасшедший с пугачом заставляет всех дрожать от страха.

Скорее, проблема в ускорении технологического развития. Прошли десятилетия с тех пор, как братья Райт впервые поднялись в воздух, прежде чем Блерио, фон Рихтгофен, Баракка, Линдберг и Бальбо[111] приспособились к дальнейшим техническим усовершенствованиям самолетов. Мой нынешний автомобиль способен на такое, о чем старый Fiat 600, за рулем которого я получил права, и не мечтал, но, сядь я сразу за руль своей нынешней машины, я бы немедленно во что-нибудь врезался. К счастью, я рос вместе со своими автомобилями, постепенно привыкая к росту их мощности.

С компьютером все иначе: не успеваю я изучить все возможности машины и установленной в ней программы, как на рынке появляются новая машина и более сложная программа. У меня даже нет возможности продолжать работу на старом компьютере, хотя мне его наверняка бы хватило: некоторые необходимые усовершенствования доступны только на новых машинах. Стремительное ускорение объясняется прежде всего коммерческой выгодой (промышленности выгодно, чтобы мы выкинули старую машину и купили новую, хотя у нас нет такой потребности), а также невозможностью запретить изобрести более мощный процессор. То же самое происходит с сотовыми телефонами, звукозаписывающими устройствами, карманными компьютерами и со всей цифровой техникой.

Наше тело со своими рефлексами не успевало бы приспосабливаться к автомобилям, если бы их усовершенствовали раз в два месяца. К счастью, автомобили стоят дорого, а автострады такие, какие есть. Компьютеры стоят все меньше, а автострады, по которым сообщения мчатся от одного компьютера к другому, никак нас не ограничивают. В итоге новый компьютер появляется еще до того, как мы успеваем понять, на что способен его предшественник. Это драма не только обычных пользователей, но и тех, кто должен контролировать потоки информации, включая агентов ФБР, банки и даже Пентагон.

Кто в состоянии тратить круглые сутки на то, чтобы разобраться в новых возможностях своего инструмента? Хакер – своего рода столпник, отец-пустынник, проводящий целый день в (электронных) размышлениях. Вы видели лицо хакера, взломавшего почту Клинтон? Они все такие – толстые, неуклюжие, плохо развитые, выросшие перед экраном. Они единственные, кто следит за разворачивающимися в невыносимом ритме инновациями, они успевают понять, на что способны машина и Сеть, но неспособны предложить им новую философию или полезные применения. Поэтому хакеры заняты единственным делом, которое можно делать сию минуту и которое позволяют их сверхчеловеческие компетенции: изменять курс развития глобальной системы, создавать в ней помехи, дестабилизировать.

Вероятно, при этом многие из них считают, что действуют в «духе Сиэтла»[112], то есть сопротивляются новому Молоху. На самом деле они становятся главными пособниками системы: чтобы обезвредить хакеров, нужны всё новые усовершенствования, предлагаемые всё быстрее. Это дьявольский замкнутый круг, в котором сопротивляющийся лишь усиливает мощь того, что он мечтает разрушить.

За последние десять дней мне довелось участвовать в трех разных культурных форумах. Ладно, первый был посвящен проблемам информации, но остальные – совсем другому. Тем не менее во всех трех случаях задавали вопросы об интернете и начинались яростные споры. С другой стороны, этого не избежать, даже если участвуешь в конференции по Гомеру. Не верите – поищите с помощью любого браузера, сколько всего полезного и бесполезного о Гомере можно найти в Сети. Нынче на конференции о Гомере придется, кроме всего прочего, объявить, которые из посвященных ему сайтов серьезные, а которые нет, иначе студенты и ученые не разберут, каким сайтам доверять.

Перечислю лишь несколько вопросов, которые обсуждали при мне. Одни славили интернет как воплощение тотальной демократии в информационной сфере, другие возражали, что сегодня в Сети подросток рискует нарваться на сотни расистских сайтов, скачать Mein Kampf или «Протоколы сионских мудрецов»[113]. Возражение: выйдя из зала и отправившись в книжный магазин на углу, специализирующийся на оккультной литературе, сразу наткнешься на «Протоколы». Встречное возражение: верно, но ты сам за ними пошел, а в Сети они могут попасться, даже если ищешь что-то другое. Возражение на встречное возражение: одновременно ты обнаружишь кучу антирасистских сайтов, значит, сетевая демократия все же гарантирует равновесие.

Подводим итоги: Гитлер опубликовал и распространил Mein Kampf, когда интернета еще не было, и, насколько можно судить, тогда у него все получилось. В эпоху интернета нового Освенцима быть не может: все бы сразу обо всем узнали и никто бы не говорил потом, что он, дескать, ни о чем не ведал.