Защищая Джейкоба - Уильям Лэндей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты никогда не сможешь проработать эту проблему, – твердила она мне, – если не будешь об этом говорить.
Ох, Лори, ты так ничего и не поняла! Я вовсе не намерен был «прорабатывать эту проблему». Я собирался положить ей конец раз и навсегда. Был полон решимости пресечь всю эту преступную линию родства, похоронив ее внутри себя. Буду стоять насмерть, но поглощу ее, точно пулю, думал я. Откажусь передавать ее Джейку. Поэтому предпочитал ничего не узнавать. Не погружаться в изучение моей семейной истории и не анализировать ее на предмет причин и следствий. Сознательно отрекся от всей этой буйной компании. Насколько я знал – насколько разрешил себе знать, – эта красная нить тянулась к моему прапрадеду, безжалостному головорезу по имени Джеймс Беркетт, который перебрался на восток из Северной Дакоты, неся в своих костях какой-то дикий, звериный инстинкт, тягу к насилию, что проявлялось вновь и вновь – в самом Беркетте, потом в его сыне и наиболее ярко в его внуке, моем отце.
Джеймс Беркетт появился на свет неподалеку от города Майнот в Северной Дакоте году приблизительно в 1890-м. Обстоятельства его детства, его родители, получил ли он какое-либо образование – ни о чем этом мне не было известно. Знал лишь, что вырос он на Высоких Равнинах Дакоты в годы, последовавшие после битвы при Литтл-Бигхорн, на излете эпохи освоения Дикого Запада. Первым реальным доказательством существования этого человека стала пожелтевшая фотография на толстом картоне, сделанная в Нью-Йорке в фотоателье Г. У. Гаррисона на Фултон-стрит 23 августа 1911 года. Эта дата была тщательно выведена карандашом на обороте снимка вместе с его новым именем: «Джеймс Барбер». История, которая стояла за этим путешествием, тоже была мутная. В изложении моей матери – которая слышала ее от отца моего отца, – Беркетт смылся из Северной Дакоты, спасаясь от обвинения в вооруженном ограблении. Первое время он отсиживался на южном берегу Верхнего озера, пробавляясь собирательством моллюсков и подработкой на рыбацких лодках, а потом рванул в Нью-Йорк под новым именем. Почему он решил поменять имя – то ли для того, чтобы избежать ареста, то ли просто хотел начать жизнь на востоке с чистого листа, то ли еще по какой причине, – никто доподлинно не знал, равно как и почему он выбрал в качестве своей новой фамилии Барбер. Это фото – единственное изображение Джеймса Беркетта-Барбера, которое я когда-либо видел. Ему в ту пору должно было быть лет двадцать, может, двадцать один год. На снимке он был запечатлен в полный рост. Худой и жилистый, кривоногий, в пальто с чужого плеча и с котелком под мышкой, он смотрел в камеру с бандитским прищуром, и уголок его губ загибался кверху в ухмылке, точно колечко дыма.
Я сильно подозревал, что в Северной Дакоте за ним числилось нечто посерьезнее вооруженного ограбления. Беркетт-Барбер не только приложил немалые усилия, чтобы сбежать оттуда – мелкий воришка в бегах не стал бы забираться так далеко от родных краев, равно как и утруждать себя сменой имени, – но и, прибыв в Нью-Йорк, начал демонстрировать там свои наклонности во всей красе практически незамедлительно. Действовать он принялся сразу с размахом, не размениваясь, как новички в мире криминала, на всякую мелочовку. Это был уже самый настоящий законченный бандит. Его послужной список в Нью-Йорке включал в себя арест за оскорбление действием, нападение с целью ограбления, нападение с целью убийства, нанесение увечий, незаконное хранение взрывного устройства, незаконное хранение огнестрельного оружия, изнасилование и покушение на убийство. Почти половину из без малого тридцати лет между первым арестом в штате Нью-Йорк в 1912-м году и своей смертью в 1941-м Джеймс Барбер провел за решеткой: отбывая наказание или в ожидании суда. Только по двум обвинениям в изнасиловании и покушении на убийство он отсидел в общей сложности четырнадцать лет.
Таким был послужной список профессионального преступника, и единственное описание Джеймса Барбера, которое попало в сборники судебных прецедентов, подтверждало это. Дело было о покушении на убийство в 1916 году. В ходе слушаний была подана формальная апелляционная жалоба, благодаря чему дело попало в сборник судебных решений по штату Нью-Йорк за 1918 год. Краткое изложение фактов дела, которым судья Бартон предварял свое решение, уложилось в несколько предложений:
У подсудимого произошла ссора с потерпевшим, неким Пейтоном, в одном из баров в Бруклине. Ссора возникла на почве долга, который Пейтон должен был отдать то ли самому подсудимому (согласно его собственным словам), то ли третьему лицу, на которое подсудимый работал коллектором, или сборщиком долгов (согласно материалам дела). В ходе ссоры подсудимый в приступе гнева набросился на потерпевшего с бутылкой. Он не прекратил своих действий даже после того, как бутылка разбилась, после того, как драка переместилась из бара на улицу, и после того, как левый глаз потерпевшего получил серьезные повреждения, а левое ухо было практически оторвано. Драка закончилась лишь после вмешательства очевидцев, которые были знакомы с потерпевшим и, воспользовавшись численным преимуществом, смогли оттащить подсудимого, и с большим трудом удерживали его до приезда полиции.
Бросалась в глаза и еще одна деталь из судебного решения. Судья отмечал, что «Пейтон хорошо знал о склонности подсудимого к насилию, поскольку это был общеизвестный факт».
У Джеймса Барбера остался по меньшей мере один сын, мой дед, по имени Расселл, которого называли Расти. Расти Барбер дожил до 1971 года. Я видел его всего несколько раз в жизни, в раннем детстве. Большая часть того, что я о нем знал, была почерпнута из историй, которые он рассказывал моей матери, а она позднее передала мне.
Расти никогда не видел своего отца и, как следствие, не скучал по нему и не слишком о нем раздумывал. Вырос Расти в городке Мериден в штате Коннектикут, где у его матери была родня и куда она, беременная, вернулась из Нью-Йорка, чтобы растить ребенка. Она рассказывала мальчику об отце, в том числе и о его преступлениях. Рассказывала все как есть, не смягчая, впрочем ни она сама, ни ее сын не видели в этом ничего особенного и не испытывали по этому поводу никаких терзаний. В те времена у многих было еще хуже. Никому даже в голову не приходило, что отец Расти может каким-то образом повлиять на его будущее. Наоборот, его растили с теми же ожиданиями, что и от соседских детей. Учился он посредственно и примерным поведением не отличался, но школу окончил. В 1933-м году поступил в Вест-Пойнт, но ушел после первого курса, большую часть которого провел либо в карцере, либо в наказание за очередную провинность маршируя на плацу. Вернувшись в Мериден, перебивался случайными заработками. Женился на местной девушке, моей бабке, и семь месяцев спустя у них родился сын, которого он назвал Уильямом. Однажды Расти ввязался в какую-то мелкую потасовку и загремел в кутузку за нападение на полицейского, хотя на самом деле ничего такого не делал. Просто выразил недовольство тем, что тот поднял на него руку.
Переломным моментом для Расти Барбера стала война. Он ушел в армию рядовым и участвовал в высадке десанта союзников в Нормандии в составе Третьей армии. К концу войны он дослужился до лейтенанта и был кавалером ордена Почета и двух «Серебряных Звезд», официально признанным героем. Во время битвы за Нюрнберг в апреле 1945-го в одиночку ворвался на укрепленную огневую позицию немцев, убив шестерых солдат противника, причем последних двух заколол штыком. Когда вернулся в Мериден, в его честь устроили парад. Он восседал на заднем сиденье автомобиля с откидным верхом и махал рукой девушкам.