Никто и никогда - Элора Климова

Келинария встала с кровати, достала с полки старую чернильницу покойного мужа, пожелтевший от времени лист бумаги и обломанное гусиное перо, села за стол и принялась писать. Когда записка была готова, Кели положила ее в глубокий карман балахона странницы.

Хранящий тайну листок бумаги был отдан Лусинде, а хозяйка дома с облегчением вздохнула, потушила свечу и легла спать.

Латория вернулась на рассвете, когда краешек утреннего солнца только показался из-за горизонта. Она неслышно вошла во двор, миновала большую, давно засохшую яблоню и приблизилась к дому. Сначала старушка хотела постучать, но потом передумала и потянула на себя дверную ручку.

Заскрипели ржавые петли, и дверь отворилась.

— И о чем только думают эти крестьяне! — проворчала Латория, входя в дом. — Не запирать дом на ночь, когда рядом Таливийский лес!

Старушка закрыла за собой дверь, подошла к кровати Лусинды и растолкала спящую странницу.

— Вставай, дочка! Поднимайся! Нам пора в дорогу. Видят Древние Силы, мы и так здесь задержались.

Лусинда с трудом открыла глаза и потянулась.

— Си… Латория… — пробормотала она. — Ты уже вернулась…

Но старушка уже не слушала ее. Она разговаривала с проснувшейся от звуков голосов Келинарией. Хозяйка дома только кивала головой и иногда тихонько ахала. Лусинда подошла к ним и прислушалась к разговору, но не поняла ни слова.

— Я отвезла Дриану в Палату Лекарей, — обратилась Латория к ней на языке южан. — Надеюсь, врачи сказали правду, и дня через два она уже встанет на ноги. Так что, думаю, сейчас самое время уходить. Вряд ли мы сможем помочь Кели и Дриане чем-то еще.

— Да, — кивнула Лусинда. — Надо поторопиться, а иначе мы слишком отстанем от Дениса и Тони.

— Милая Кели, — сказала Латория по-латыни. — Нам надо уходить. Мы пришли в эти края по важному делу, которое не терпит отлагательства. С твоей сестрой все будет в порядке. Очень скоро она вернется.

— Я никогда вас не забуду! — воскликнула Келинария. — Память о вашей доброте никогда не умрет! Если судьба снова занесет вас в наши края, прошу, загляните в мой дом.

— Обязательно, — Латория крепко обняла Кели. — Береги себя и детей.

Старушка посмотрела в окно, в сторону Таливийского леса, и вздохнула. Лусинда взвалила на спину ранец. Странницы попрощались с Келинарией и, пожелав ей всяких благ, покинули старенький дом.

Молодая вдова проводила их до калитки, а потом, услышав плач Дрианы-младшей, опрометью бросилась назад. Латория только усмехнулась и покачала седой головой.

— Оказывается, эсты не такие уж плохие матери, как говорят о них кейлорцы. Иногда мне кажется, что я совсем не знаю этот народ… Да, кстати, я купила лошадей. Теперь мы быстро догоним ребят.

— Прекрасно! — воскликнула Лусинда, увидев двух красавцев-скакунов, привязанных к забору. — Когда-то я много времени проводила с лошадьми. Мне не составит труда оседлать коня и проскакать на нем хоть весь день.

— А я вот давненько не ездила верхом, — вздохнула Латория. — Стара я уже для приключений. Мне бы дома сидеть да пирожки печь…

При помощи Лусинды старушка с трудом взобралась на лошадь. Первые несколько минут ей пришлось вспоминать, как держаться в седле, чтобы не упасть, но потом Латория освоилась и выпрямилась. Лусинда вскочила на коня с завидной легкостью.

— Поехали! — весело сказала она.

Лошадь помчалась резвым галопом. Латория фыркнула, по поспешила за молодой спутницей. Она догнала Лусинду только на пригорке, когда деревня осталась позади и отсюда выглядела узкой черной полоской, утопающей в густом тумане.

Показавшийся из-за горизонта краешек солнца тут же исчезли в нависших над землей мрачных темно-серых тучах. С востока дул не по-летнему холодный ветер. Над Таллиннским лесом кружилось воронье, пронзительно каркая в вышине.

— Милая картина, — пробормотала Лусинда, зябко поеживаясь.

Латирия хмуро вглядывалась в небо на востоке.

— Это Монкарт, — тихо сказала она. — Он созывает разрушительные силы природы. Я чувствую гнев ветра и ярость туч… Скоро случится что-то ужасное…

Лусинду передернуло.

— И ты не можешь этому противостоять? — робко спрсила она.

— Нет, — вздохнула Латория. — Когда-то я думала, что могу. А теперь уже ни в чем не уверена. Беспокоюсь я… И за Антонию с Денисом, и за Келинарию, что осталась одна с двумя младенцами совсем без защиты. Хорошо, если ее сестра-колдунья скоро вернется. Тогда я была бы спокойна.

— С ней все будет в порядке, — сказала Лусинда. — Поехали! Хватит стоять!

— Твоя правда, — согласилась старушка и пришпорила коня.

— А ты быстро вошла во вкус, — засмеялась Лусинда. — Почувствовала, какая она — настоящая жизнь? Ветер сдувает с седла, над головой сгущаются тучи, а мы скачем, и все нам нипочем! Еще б хлебца сухого хоть корочку а то так зубы поточить обо что-то хочется… Интересно, не завалялась ли у меня одна?

Лусинда опустила руку в карман и изумленно воскликнула:

— Ого! Смотри-ка, что здесь!

Она показала старушке свернутый вчетверо лист старой, пожелтевшей бумаги. Странницы остановили коней, и Лусинда развернула листок.

— Тут что-то по-латыни, — сказала она. — Ни слова не понимаю. Интересно, как это оказалось в моем кармане? Кто это писал?

— Дай-ка сюда, — Латория забрала у спутницы лист и пробежала по нему глазами. — Хм… очень интересная картина, — пробормотала старушка минуту спустя.

— Да что там такое? — не выдержала Лусинда.

— Слушай, — и Латория принялась переводить письмо.

«Я пишу эту записку вам, Латория и Лусинда, потому что верю вам, как никому другому в этом мире. Я храню одну важную тайну, которую никто, кроме вас и меня, не должен знать.

Почему я решила поведать эту тайну вам? Не знаю. Что-то подсказывает мне, что я должна все рассказать кому-то, а иначе моя тайна исчезнет, а она не должна быть забыта.

Моя сестра Дриана — не та, за кого себя выдает. Она — беглая колдунья из Колдовской Академии. Год назад она влюбилась в двоюродного брата Архколдуна — Абмолина Эла.

Но по законам Академии колдун может взять в жены только колдунью и только чистокровную эсту. А мы с сестрой эсты лишь на три четверти.

Архколдун очень просто проверил нашу родословную и не позволил брату жениться на Дриане. Он хотел поддержать в своей семье чистоту крови любой ценой.

Абмолин перестал встречаться с моей сестрой, и, может быть, эта связь когда-нибудь забылась бы, если б не одно обстоятельство: Дриана забеременела.