Башня. Новый Ковчег-2 - Евгения Букреева

— Тебе ведь, наверно, уже говорили, что ты дурак? — поинтересовалась она, по-прежнему не вставая с кровати.

— Ага.

И его рот сам собой растянулся в глупой и счастливой улыбке.

Глава 9

Глава 9. Кравец

— Да я вас понял, понял, Антон Сергеевич. Вы не нервничайте так, прошу вас. Может, воды? Вот, пожалуйста.

Человек, напротив которого сидел Кравец, резво поднялся со своего места, быстро и как-то даже услужливо схватился за графин с водой, налил воду в стакан, почти до самых краёв. Всё это он проделал сноровисто, но при этом аккуратно, не пролив ни капли воды на простой канцелярский стол, стандартный, безлико-серый, словно вчера вышедший из 3D принтера. В этом кабинете стандартным было всё: полки, стеллажи, заставленные офисными папками, неудобные пластиковые стулья. Да и сам владелец кабинета был под стать — среднего роста и такой же средней, не лишённой приятности внешности. Говорил он ровным голосом и улыбался так же ровно, и в мягких карих глазах не было ни злости, ни раздражения, а только вот эта вежливость со смесью учтивого участия — не деланного, а абсолютно искреннего.

Была ли это маска или нет — на этот вопрос не смог бы ответить даже такой прожжённый психолог человеческих душ, как Антон. А если и была, то настолько умелая и вросшая в самую сущность этого человека, что содрать её можно было лишь с кожей и мясом.

После падения Литвинова, когда Антон метался, не находя себе места и отлично осознавая, что ходит по краю пропасти, этот человек пришёл к нему домой в сопровождении Юры Рябинина, окинул спокойным взглядом Кравцовскую гостиную, воплощение неброского шика, который позволяли себе чиновники средней руки с намётками на неплохой карьерный рост, и с лёгкой ноткой сибаритства, которую позволял себе сам Кравец. В глазах человека, от которого зависело его будущее (а Антон это знал, чувствовал отточенным за долгие годы звериным чутьём), не отразилось ни удивления, ни насмешки, ни любопытства. Так смотрит человек на что-то давно и хорошо знакомое, и такой взгляд говорил о многом. Этот человек понимал Антона, видел его изнутри, знал, чего Антон ждёт, и готов был предложить ему это.

Предлагаемая помощь, как, собственно, и всё на свете, имела свою цену и не малую. На такую цену не стоило соглашаться, но Антон паниковал. Его тогдашняя жизнь представляла собой череду допросов, на которых менялись лишь лица следователей, типичных легавых из вышколенной своры Ледовского. Пару раз в следственный изолятор самолично являлся сам Савельев. Вопросов не задавал, но слушал внимательно, не сводя с Кравца жёстких, холодных глаз.

Могли ли они его зацепить? Наверняка, могли. Тем более, что Антон тогда слажал, причём слажал хорошо так, качественно — не оценил масштабов и фанатизма Савельева. С ходу, сдуру предложил ему своё искреннее и добровольное сотрудничество. Но в отличие от Литвинова Савельев в услугах Антона не нуждался. Отказался. Демонстративно поморщился. Побрезговал. А зря.

А вот человек, которого привёл Юра Рябинин (тот самый Юра Рябинин, с которым Кравца связывали нехитрые махинации), брезгливость изображать не стал, отлично понимая, что такие люди, как он, Антон Кравец, могут быть весьма и весьма полезны. Вот только цена, предложенная этим человеком, Антона смущала. Но разве у него был выбор?

— Вот, пожалуйста, — человек участливо протянул Кравцу стакан с водой. — Выпейте и успокойтесь.

Он внимательно проследил за тем, как Антон пьёт, и только после того, как Антон отставил стакан в сторону, мягким тоном произнёс:

— Постарайтесь сейчас изложить только факты, без эмоций и догадок. Мы понимаем, что ситуация, откровенно говоря, очень эмоциональная и стрессовая, но мы вас ни в чём не виним. Это случайность, вы в ней не виноваты, и мы это понимаем.

Он говорил «мы», он всегда так говорил. Была ли это такая манера общения, или за ним действительно стоял ещё кто-то, какие-то таинственные «мы» — Кравец не знал. Удивительное дело, он вообще плохо понимал этого человека. Не считывал его. Но, видимо, Юра Рябинин понимал ещё меньше, потому что как-то так получилось — и Антон это видел — но из них двоих ведущую роль всё же отдали ему. И это не радовало, а скорее тревожило. В сегодняшней ситуации Антон предпочёл бы остаться в тени, но увы.

Сейчас он выступал связующим звеном между Рябининым и этим наглухо застёгнутым на все пуговицы человеком, докладывал, сообщал, получал короткие и чёткие распоряжения. Без особой надобности он сюда не заглядывал — ни к чему, но иногда обстоятельства вынуждали. Вот как сегодня…

Как бы это не выглядело смешным, но дело касалось Полякова, мальчишки, для которого, по мнению Кравца, даже презрения было много — так, мелкая душонка, настолько трусливая, что припугнуть его ничего не стоило. А уж убедить молчать на допросах и не говорить о причастности его, Кравца, ко всему, что так или иначе касалось Ники Савельевой, а именно — Сашкиных доносов, задержания девчонки на том злополучном КПП и подброшенных наркотиков — так и вообще была пара пустяков. Поляков согласился, уж больно хотелось мальчику удержаться наверху. И это было в общем-то вполне предсказуемо. Равно как и то, что Савельевские легавые приставят пацана к нему. Стандартная многоходовочка.

И вот теперь эта многоходовочка дала сбой.

* * *

Девчонка, горничная Рябининых, оказалась действительно хороша. Юное, упругое тело, запах вчерашнего детства, лёгкий страх, заставляющий её чуть трепыхаться под ним, и в то же время мягкость, уступчивость — девочка быстро поняла, что ему нужно, и, если и переигрывала, то совсем немного. Он верно разгадал её, все эти нехитрые желания и стремления бедной золушки, отчаянно жаждущей зацепиться за хрустальный мир поднебесья. Наивная дурёха, в чьём распоряжении был только такой капитал, как молодость и свежесть — товар весьма сомнительный и скоропортящийся, за который (Кравец это знал) недорого дают. Но девочка надеялась.

Что ж, наивность и глупость для того и существуют, чтобы ими пользоваться.

Антон лениво смотрел, как она торопливо одевается.

— Не суетись, — сказал насмешливо, в глубине души упиваясь своей властью над ней.

От его окрика девчонка вздрогнула, да так и застыла с наполовину надетыми трусиками. Он довольно рассмеялся, глядя на её чуть согнутые в коленях ноги и на всю эту нелепую позу испуганной дикой птички.

Трусики у неё тоже были ничего — Антон обратил на это внимание, ещё когда она раздевалась, медленно, как он