Моя плохая девочка - Амали Браун

Пытаюсь открыть глаза, но меня тут же ослепляет солнечный свет из окна, поэтому приходится зажмурить их обратно, дабы не испытывать ужасную резь в глазах. В теле чувствуется лёгкая ломота и боль, но она кажется настолько далёкой, словно и не моя. Низ живота ноет сильнее остальных участков, но точно не так ужасно, как когда я ехала в машине Дэниела и молилась о том, чтобы малыш выжил.

— Как ты? – спрашивает меня Райнер, и я чувствую, как кто-то садится рядом со мной на кровать, заботливо опустив руку на мой лоб, словно измеряет температуру. Его прохладная ладонь на моей голове ощущается сейчас как что-то родное, любимое и настолько желанное, что тотчас хочется выскочить из постели и свернуться у Хартманна на коленях, чувствуя себя сейчас опустошённой. Во мне что-то надломилось, сломалось, перевернулось, и нет больше той Амалии Брукс, что была раньше. Её предали, сломали и разрушили.

Моя жизнь перевернулась. Парень, которому я раньше доверяла и любила – захотел убить меня и моего ребёнка. А тот, кого я считала своим врагом, хоть и была одержима им, сейчас сидит рядом со мной и… Успокаивает и заботится.

— Лучше, — скреплю голосом. - Где я? – спрашиваю, приоткрыв всего один глаз.

— Мы уже в больнице, — отвечает Райнер и тут же встаёт, чтобы зашторить окна, а затем возвращается обратно, и я хватаюсь за его руку, словно за спасительный круг, боясь, что он уйдёт и оставит меня теперь одну. - Ты отключилась по пути в машине.

— Что с ребёнком? – задаю вопрос, потянувшись к своему животу, но не обнаруживаю его, лишь какая та повязка. Резко широко распахнув глаза, в ужасе смотрю на Райнера. – Где он? Где мой ребёнок?

— С Дэвидом всё в порядке, — успокаивает меня мужчина. - Он сейчас под наблюдением врачей. Роды на тридцать пятой неделе, — поджимает губы. – Не очень безопасны, как для малыша, так и для матери. Мальчик ещё полностью не сформировался и не окреп. Сейчас этим занимаются врачи, — рассказывает, а по моим щекам текут слёзы от счастья, что всё образовалось. – Но с ним всё будет хорошо. Сейчас он под наблюдением лишь из-за недоношенности и рисков, которые за собой это несёт.

— Я не помню роды, — признаюсь ему, неловко подняв глаза.

— Тебе сделали кесарево, что позволило вам с Дэвидом выжить. Ты была в отключке, и счёт шёл на секунды. Я принял решение о хирургическом вмешательстве, — проговаривает и кладёт передо мной бархатную продолговатую коробочку, что достал из кармана медицинского халата.

— Что это?

— Подарок за сына, — объясняет свой поступок Хартманн, но я не спешу принимать дар. - Я разговаривал с врачом. Через неделю тебя выпишут, и ты сможешь вернуться к прежней жизни.

— А Дэвида? Он… Он останется здесь? Сам? Без меня? – закидываю мужчину вопросами, испугавшись, что он хочет разлучить нас с сыном.

— Его состояние некритическое. Недели две, и он отправится домой, — спокойно отвечает. – Вчера тебе могли уже его принести на первичное кормление, но ты была всё так же без сознания и, из-за лекарств в твоём организме, тебе пока нельзя давать ему своё молоко. Ты лежишь в клинике уже четвёртый день, Амалия. То, что тебе подсыпали, чуть не убило именно тебя, а не Дэвида. Врачам с трудом удалось минимизировать последствия.

— Получается, меня выпишут раньше Дэвида? — уязвимо интересуюсь, вновь схватив Райнера за руку

— Да, — выдыхает он, сжав мою руку. – Так нужно, Амалия.

— Нет! Я хочу остаться здесь! С ним! Это мой сын и я хочу заботиться о нём, — прошу его со слезами на глазах, начав целовать его руку. – Прошу! Не надо этого делать! Я хочу быть с ним, — слёзы льются из моих глаз, но я продолжаю тараторить.

— Ты не можешь, кошка, — равнодушно кидает.

— Ты не понимаешь? Я хочу быть с сыном! – уже начинаю кричать. - Я устала от игр и опасностей в своей жизни из-за тебя. Ник хотел отомстить тебе, но чуть не умерла я и мой ребёнок, — продолжаю, делая попытку встать, и у меня почти получается, но рука Райнера ложится мне на плечо.

— Лежи, — приказывает и толкает меня обратно на кровать. – Тебе нельзя сейчас совершать резких движений. Оставайся. Я договорюсь сейчас с медперсоналом, чтобы тебе его привезли. Если вечером, когда врач тебя осмотрит и разрешит, чтобы ты его кормила, то Дэвид переедет к тебе в палату.

— Спасибо… — шепчу, не веря, что только что без особых усилий отвоевала своего сына.

Через час в палату ввезли бокс с, практически голеньким, крохотным малышом внутри. Его глаза были приоткрыты, и смотрел он на мир также равнодушно и властно, как всегда делает Райнер. Почему-то в этот момент, я перестала сомневаться, кто настоящий отец Дэвида.

Заметив подошедшего к боксу Хартманна, малыш шире открыл глаза, словно почувствовав родного человека. Я же, в свою очередь, боялась подойти ближе и дотронуться до своего сына. Он был настолько маленьким, слабеньким и уязвимым… Я боялась ему навредить, и при этом меня тянуло к нему.

— Иди сюда, — подзывает меня Райнер, и я неторопливо подхожу. – Дай руку, — просит он, и я выполняю просьбу. Взяв мою руку, мужчина аккуратно подносит её к небольшому отверстию в боксе, заставляя пролезть внутрь и дотронуться до животика малыша. В этот момент меня переполняет сентиментальность, любовь к этой маленькой крошке и умиление. – У него твой носик. Думаю, в будущем он будет лезть в мои дела, так же как и его мама, — проговаривает Райнер и одной рукой обвивает мою талию, пока вторую держит в другом окошке у ручки Дэвида.

— У него твой подбородок, — в свою очередь, отмечаю. – И взгляд, — со смехом добавляю.

— Характер тоже мой, — произносит Хартманн. – И твой. Это будет гремучая смесь, кошка. Он переиграет нас двоих одним ходом.

— Он уже это сделал, — выдыхаю, повернувшись и подняв взгляд на отца собственного сына. Смотрю в глаза мужчины, которого люблю и понимаю, что то, что происходит сейчас между мной и Райнером больше, чем простая привязанность, одержимость и страсть. И мужчина это тоже понимает.

Практически до самой ночи, Дэвида оставляют со мной и Хартманном, забрав его лишь когда пришёл врач, чтобы провести мой осмотр и взять анализы. Следующим утром мне привозят малыша обратно, обрадовав тем, что я могу покормить и подержать малыша сама.

Райнер приезжает и навещает нас с малышом каждый день, привозя различные фрукты и гостинцы. Но особое умиление и улыбку у меня вызывают моменты, когда он привозит сыну игрушки, костюмчики, шапочки, слюнявчики и пелёнки. Он считает, что это всё сейчас необходимо нашему сыну, хотя из этого нужны лишь пелёнки и подгузники.

— Мисс Брукс, — обращается ко мне мой лечащий врач, закончив финальный осмотр. – Готовимся к выписке. Через полчаса принесу ваш выписной лист с рекомендациями и всем необходимым после кесарева сечения.

— А когда мне привезут сына? – спрашиваю его, запахивая халат. – Его ведь тоже нужно переодеть перед тем, как мы поедем домой. Всего ночь его не видела, а уже соскучилась, — с улыбкой рассказываю. – Никогда не думала, что буду любить кого-то только за то, что он кричит на меня и плачет. И радоваться тому, что он испражнился.