В объятиях наследницы - Мэгги Робинсон

– Как вам известно, мы познакомились в Лувре, – вмешался Чарлз. – Возле той безобразной, мрачной картины Рембрандта. Не правда ли, Лулу?

О да. Смерть Максу. И возможно даже, Чарлзу Куперу.

– Однако ни она, ни я не видели этой дурацкой картины – прошу прощения, дамы, этой благословенной картины. Из-за чего столько шума, кстати? Сплошь черный да коричневый, будто смотришь на дно бочки. Мы немного посмеялись над этим, а потом одно привело к другому. Я был счастливейшим человеком в мире, когда убедил ее выйти за меня, и после брачной церемонии мы отправились прямо в Монте-Карло.

– А где свершилась церемония? – поинтересовалась миссис Нейсмит, как и положено хорошей супруге викария.

– В церкви Святого Георгия на улице Огюста Вакери, – быстро ответил Чарлз. – Это старейшая англиканская церковь в Париже, хотя, разумеется, здание не всегда стояло на этом месте.

Значит, он все-таки слушал Луизу.

– Разумеется, машину вела Луиза. Должен признаться, к тому времени, как мы добрались до цели нашего путешествия, я был готов целовать землю. За рулем она сущий маленький дьявол, совершенно не соблюдает правил. Но у меня ограниченное боковое зрение – в нашей семье автомобильные очки будет носить именно она.

– Я бы ни за что не позволил своей жене водить автомобиль, – заметил сэр Ричард.

– Можно подумать, моя жена будет спрашивать разрешения, – усмехнувшись, ответил Чарлз. – Она во всех отношениях современная, независимая дама. Оригиналка.

Луиза была готова его простить, да не знала, что еще ей предстоит услышать. Поэтому она, не желая тратить свой запас доброжелательности, принялась разглядывать серебряную вилку в собственной руке. Какой прихотливый узор, бесконечные завитки и прорези. Должно быть, лакеям стоит немалого труда отмыть и навести блеск на такие столовые приборы.

– К делу! Будет вам пикироваться! – Доктору Фентрессу не терпелось услышать продолжение истории.

– Ах да. Пикировка. Как удачно вы выразились, доктор Фентресс, потому что все дело было в пиках, вернее, в их отсутствии. Видите ли, мы играли в бридж в нашем гостиничном номере. Дружеская встреча с другой супружеской четой, с которой мы только что познакомились. Барон и баронесса фон Штойбен.

– Немцы? – Карминного цвета губы тети Грейс сложились в презрительную гримасу. Ей следовало бы подать к столу немецкое мозельское вино, но она питала презрение к этой стране.

– Австрийцы, кажется. Очаровательная пара, не правда ли, Луиза?

Луиза ни разу в жизни не играла в бридж. Она знала, что эта игра набирала популярность и была похожа на вист, но даже в вист она не играла. Ум ее не был приспособлен для карт – почти все время в Монте-Карло она посвятила тому, что восхищалась драгоценностями и нарядами других путешественниц да гуляла по пляжу вместо того, чтобы сидеть за карточным столом.

– Они были очень милы. Хотя Ганс немножко зануда. – Почему бы ей не приукрасить рассказ яркими подробностями.

– Но они с Минной просто созданы друг для друга, не правда ли, дорогая? Прямо яблочный штрудель, такая аппетитная. Так вот, пики были козыри, но Луиза просчиталась. Она проиграла на трех последних взятках и была вынуждена заплатить штраф.

– Тебя могли видеть! – Грейс схватилась за сердце.

О господи. Теперь и Луизе стало интересно, что за скандальную выходку она совершила.

– Макс, вам придется сказать самому. Мне слишком стыдно.

– Чепуха. Вы среди друзей и родных. Что бы ты ни сделала, Лулу, мы уже ничему не удивимся. Ты так похожа на свою дорогую матушку, – защебетала Изобел. – Просто разбойница!

Чарлз, наконец, пришел к ней на выручку:

– Не волнуйтесь, дорогая. Я закончу историю. Мы заключили пари – проигравший должен был сделать что-то возмутительное в общественном месте – любое, что велит победитель.

Луиза закрыла глаза. Если сейчас Чарлз Купер заставит ее плясать канкан, она даст ему пинка в самое уязвимое место его тела, как только они останутся наедине.

– Барон потребовал, – продолжал Чарлз, – чтобы Луиза пробралась на сцену оперного театра Монте-Карло и спела. Разумеется, в здании никого не было, кроме уборщиков. Но они побросали свои метлы и щетки, а потом стали божиться, что Луиза пела лучше Нелли Мельба. Они никогда не слышали столь своеобразного исполнения «Славного короля Венцеслава».

Вот как? И это все? Луиза была глубоко разочарована в себе.

– Рождественская песня в августе. Как вам не стыдно, дорогая, – шутливо укорил ее мистер Нейсмит. – Всего через несколько дней у вас будет возможность распевать рождественские гимны, сколько душе угодно. – Он поднял бокал с вином. – Тост за возвращение нашей блудной дочери и ее молодого супруга. Пью за здоровье мистера и миссис Максимилиан Норвич! Да встретят они много-много дней Рождества вместе!

– Правильно! Правильно! – Даже дядюшка Филипп поднял свой бокал. Чарлз поднялся и пошел вдоль стола, чтобы встать рядом с Луизой, его теплые ладони легли на ее обнаженные плечи. – Моя дорогая певчая птичка! Благодарю вас всех за теплый прием! Мне кажется, благодарность просто переполняет меня. Настолько, что я хочу поцеловать мою жену при всех, даже если этого не требует барон фон Штойбен.

Луиза запрокинула голову, чтобы изумленно взглянуть в его лицо. Ей хотелось попросить его немедленно вернуться на место. Но она слишком долго собиралась с духом. Он сломил ее сопротивление с непринужденностью опытного хищника, и их губы соприкоснулись.

Пусть так. Это было совсем неплохо. Быстрый, легкий поцелуй.

А затем его язык нахально раздвинул ее губы.

О-о. Вот это оказалось очень, очень неплохо. Ее сомкнутые ресницы затрепетали, и она потянулась ему навстречу – вопреки здравому смыслу. Впрочем, тетя Грейс говорила, что у нее его нет и в помине. Так зачем же противиться? Капитан Купер целовался прекрасно, нежно, однако настойчиво, его губы были влажны, но в меру – в общем, без излишней сентиментальности. Казалось, он точно знал, где коснуться языком ее языка, и Луиза почувствовала, что тает, как ее сорбе в шампанском.

Боже, это было просто божественно. Целую вечность она не позволяла целовать себя ни одному мужчине. Луизу бросало то в жар, то в холод, и температура в обеденном зале была тут ни при чем. Она отняла руку от скатерти, чтобы коснуться его лица, почувствовать, как колются темные щетинки, уже пробивающиеся на скулах, невзирая на то, что он брился не далее как сегодня днем.

Стол зазвенел – серебряные ложечки стучали о хрусталь, но восхитительный, коварный поцелуй капитана продолжался, Луиза понимала, что она-то может остановиться, но не могла придумать, как заставить отступить собственный язык и остановить сладкую дрожь, что пронзила ее до самых кончиков пальцев ног. Она вообще не могла думать. Да и захочется ли ей снова думать?

О, вот досада. Этот поцелуй ничего не значил для него – капитан просто отрабатывал свой гонорар. Но не перестарался ли он?