Fashionopolis. Цена быстрой моды и будущее одежды - Дана Томас

Мы поблагодарили его за помощь, сели в нашу потрепанную Toyota Uber без ремней безопасности и выехали на трассу. Пока мы стояли, застряв среди моторикш, скутеров и автобусов, гудящих и сигналящих без перебоя, переводчик искал в интернете дополнительную информацию о фабрике. На главной странице сайта – фотографии улыбающихся рабочих в светлом чистом помещении и команды менеджеров, сидящих в аккуратном новом офисе с рабочими местами, разделенными перегородками.

Первые строки описания сообщали, что компания была основана девять лет назад, имеет семьсот работников и шестьсот машин. Продукция производится «исключительно на экспорт», среди клиентов компании заявлены французский бренд Camaïeu, канадский Roadrunner и британский CJ Apparel[190]. Мне стало интересно, доводилось ли хоть кому-нибудь из заказчиков, например русским, чей адрес был на коробках, стоявших на лестничном пролете, бывать на этой фабрике.

Владельца фабрики «Тазрин» Делвара Хоссейна в итоге арестовали[191]. Ему предъявили обвинение в непредумышленном убийстве, так как он знал, что пренебрежение техникой безопасности может повлечь гибель людей. Судебный процесс, начавшийся в 2015 г., затянулся, поскольку обвинение оказалось не в состоянии представить свидетелей, и все еще не завершен, хотя к 2018 г. с момента пожара прошло уже шесть лет[192].

В 2016 г. Сохелю Ране и еще 17 подозреваемым, включая его родителей, проектировщика «Рана Плаза», мэра Савара, трех государственных инспекторов и специалиста по городскому планированию, было предъявлено несколько обвинений, в том числе в убийстве[193]. Год спустя Рана был приговорен к трем годам тюрьмы за предоставление Антикоррупционному комитету ложных сведений о размерах личного капитала[194]. Судебный процесс по делу об убийстве и другим обвинениям приостановлен в связи с апелляциями в вышестоящий суд. Хотя уголовные дела и не принесли результатов, они стали беспрецедентным событием для швейной индустрии Бангладеш.

Как сообщила мне Герхарт, в 1998 г. лишь 15 % компаний имели в правилах внутреннего трудового распорядка положения о свободе создания профсоюзов и ведения коллективных переговоров между предприятиями и трудящимися об условиях труда. Сейчас это данность. Бренды публикуют списки поставщиков, что казалось немыслимым еще пять лет назад, а если рабочий погибает, выплачивают компенсацию.

Как и в случае других позитивных изменений в швейной отрасли Бангладеш, толчком послужила катастрофа в «Рана Плаза». После нее бренды в одночасье посчитали необходимым – из-за искреннего чувства вины или, что более вероятно, опасаясь за собственную репутацию – раскошелиться, если работник погибает или теряет конечность на производстве. «Никто не называет эти выплаты компенсацией, – поясняет Фоксвог. – Это называется “Соглашением по «Рана-Плаза»”». Созданный объединением «За чистую одежду» фонд в размере $30 млн под гарантии брендов был призван помочь облегчить существование семьям погибших и жертвам трагедии, получившим тяжкие увечья. Но доступ к этим средствам оказался непростым.

Шила Бегум получила серьезные травмы: она вынуждена носить корсет и ортез на правом предплечье. «Мои почки были сильно сдавлены и повреждены, – рассказывает она. – Я едва могу пошевелить правой рукой». Шила не получила компенсации от правительства и «ничего от брендов». Из-за увечий она не может работать и, будучи вдовой, не имеет иных источников дохода. Она была вынуждена забрать из школы 14-летнюю дочь: хотя по закону среднее образование бесплатное, она не может позволить себе расходы на учебники и обеды. Шила признается, что ей приходится просить деньги у родных, и начинает рыдать. «Когда я прихожу сюда, – говорит она, глядя на пустырь на месте “Рана Плаза”, – мне не хочется жить».

Совсем недавно женившийся Хридой ходит, опираясь на трость, и страдает от ужасных головных болей. Иногда во сне он выдирает у себя волосы. Пока шел длительный период восстановления, жена ушла от него и сделала аборт. «“Рана Плаза” разрушила мою жизнь», – признает он, вытирая слезы.

Несмотря на это, он сделал все возможное, чтобы вернуться к жизни. Хридой – единственный из десятков выживших, с кем я встретилась в Саваре, кто добился выплаты из трастового фонда, созданного в соответствии с «Соглашением по “Рана Плаза”». На полученные средства он открыл небольшую аптеку. Кроме того, он организовал «Саварское сообщество выживших в катастрофе в “Рана Плаза”», группу поддержки численностью 300 человек, которые раз в месяц встречаются в неформальной обстановке в его магазине, чтобы поддержать друг друга. Иногда дружеского участия недостаточно: в 2015 и 2016 гг. два члена сообщества совершили самоубийство, повесившись каждый у себя дома.

Правительство все еще препятствует реализации права на объединение в ассоциации и профсоюзы. Сексуальное и физическое насилие на фабриках остается широко распространенным явлением. До сих пор рабочие не получают компенсаций, если производитель терпит крах.

Кроме того, люди все еще должны уповать на милость брендов, даже если работали по договору. Терроризм остается постоянной угрозой в Бангладеш с тех пор, как в 2016 г. летней ночью исламистские вооруженные боевики совершили нападение на модное кафе в Дакке, популярное у экспатов и иностранцев, убили 20 посетителей и еще 40 взяли в заложники[195]. Пять боевиков, двое полицейских и двое сотрудников кафе погибли в ходе спасательной операции. Представительства брендов немедленно отменили запланированные визиты в страну и вывезли персонал с ее территории, переполошив и работников, и владельцев фабрик[196]. «Что с нами станет, если закупщики перестанут приезжать в Бангладеш?» – жалуется швея, мать двоих детей. Западные гостиничные сети оснастили свои комплексы бетонными заграждениями, металлоискателями, рентгеновскими установками для досмотра и поставили у входов охранников с бомбоискателями. Отрасль ожила.

Не стоит забывать и о нескончаемой борьбе вокруг минимального размера оплаты труда. В 2016 г. прошли организованные протесты, в ходе которых работники требовали немедленного его повышения[197]. Реакция владельцев предприятий и властей была жесткой: 55 фабрик закрылись на неделю, 1500 рабочих были уволены, 35 попали в тюрьму, из них 24 без права освобождения под залог. «Это было тяжелое время, – вспоминает Герхарт. – Прежде столько рабочих не арестовывали и не удерживали в заключении так долго, не отказывались выпускать их под залог».

Как рассказал мне Марк Эннер, директор Центра международных трудовых норм Университета штата Пенсильвания (Penn State’s Center for Global Workers’ Rights), все это происходит потому, что «отрасль одержима квартальными прибылями»[198]. «Как можно ставить долгосрочные цели, когда каждые три месяца акционеры требуют увеличения прибыли, угрожая в противном случае свернуть производство? Как это влияет на рабочих?» А на Бангладеш в целом? «Если рабочие станут получать достойную зарплату, экономика начнет развиваться, потому что они смогут позволить себе потратиться на обед или на стрижку, – поясняет Герхарт. – Кто сегодня готов инвестировать в рабочих? Или они