Ярость рвет цепи - Александр Романовский

Все это Курт видел уже краем глаза. Не дожидаясь, пока тело безволосого рухнет на асфальт, он серой молнией бросился вперед. Парень с автоматом развернулся, поднимая оружие и бешено дергая затвор. Все его навыки, наработанные, вероятно, долгими часами тренировок, куда-то подевались. Такой пустячок, как предохранитель, превратился в настоящую проблему.

Волк пролетел мимо. Его правая лапа, вытянувшись в сторону, полоснула когтями по изумленному лицу. Гладко выбритая кожа разошлась сразу в четырех местах, будто взрезанная бритвой. Из длинных узких ран хлынула кровь. Парень завопил, но его автомат неожиданно ожил.

Курт без труда увернулся от скорострельной очереди. Ствол оглушительно стрекотал, выплевывая огонь и раскаленные кусочки металла. Самих пуль Курт не видел, однако затвор, как ему казалось, метался взад-вперед до странности медленно. Безволосый практически ослеп — кровь стекала с изуродованного лба в глазные впадины. Боль и ярость направляла неверную руку. Автомат, продолжая единственную очередь, повернулся. Три пули вонзились в голову другого безволосого, — к сожалению, не Майклсона, — и тот рухнул замертво.

… Тут в магазине кончились патроны.

Парень с располосованной физиономией протяжно застонал, оружие выскользнуло из его ослабевших пальцев. В тот момент, когда раздался металлический лязг, Курт уже мчался к четвертому телохранителю.

Тому наконец удалось достать пистолет — большой никелированный кусок железа. Длинный ствол повернулся в сторону приближающегося волка. И раздался выстрел. Курт, не снижая скорости, пригнул голову к левому плечу. Рядом прожужжало что-то злое и горячее. Но и бессильное также — Курт смог уклониться без особых усилий. Ствол глядел прямо на него, а потому Курт фиксировал каждое его колебание.

Еще он мог видеть, как распахнулись глаза безволосого и как сменялось в них выражение. Зрачок расширился, словно диафрагма объектива, заполняя собой всю радужку. Гнев и торжество сменились отчаянным ужасом, будто кто-то вставил другой негатив. Приблизившись вплотную, волк смог рассмотреть собственное отражение — оскаленная морда с горящими глазами, торчащая из дыры капюшона.

Эта картина Курта ничуть не смутила. Первый раз в жизни он выпустил вожжи самоконтроля. Ни Заветы, ни назидания старших для него уже ничего не значили. Огонь в бумагу не спрятать. Древние инстинкты и тайные желания вырвались наружу.

Отмахнувшись от пистолета одним ударом когтистой лапы, волк бросился на безволосого. Хотя тот был выше ростом и крепче в плечах, сопротивление оказалось почти символическим. Курт ударил кулаком под дых — костяшки врезались в титановые пластины бронежилета. Но это было не страшно. Сила удара отбросила безволосого на асфальт. Волк прыгнул следом и еще в полете нанес финальный удар. Указательный палец правой руки вонзился в глазницу, проник в мозг.

Второй глаз по-прежнему фиксировал отражение убийцы.

Курт выдернул палец и поднял голову. Ему пришлось приложить некоторое усилие, чтобы вспомнить главное. Род Майклсон — так звали ту трясущуюся гору жира, которая семенила, то и дело оглядываясь, в сторону распахнутой двери. Обнаружив, что четвертый телохранитель тоже вышел из строя, толстяк потрусил еще быстрее.

Волк пружинисто поднялся на ноги и облизнулся. В желтом проеме двери мелькали какие-то тени, кто-то что-то выкрикивал. Майклсону оставалось преодолеть всего несколько метров. Скройся он за дверью, Курту и впрямь пришлось бы, наверное, изучить внутреннее убранство борделя. В своем нынешнем состоянии он ничего не имел против. И все же жажда убийства оказалась сильнее.

Свою жертву он настиг двумя прыжками.

Второе приземление было уже на широкой спине Рода. Тот не устоял, споткнулся и рухнул, будто подрубленное дерево (как показывали по головизору).

Из его глотки вырвался испуганно-жалобный всхлип.

— Не делайте этого, прошу вас! — завизжал Майклсон. — Я заплачу, отдам сколько нужно!

Возможно, в другое время Курт подумал бы об этом предложении.

Но не сейчас.

Распахнув пасть, он нагнулся и вонзил зубы в толстую шею. Густая кровь стремительно наполнила рот. Она была соленая, горькая и совершенно не вкусная. Поэтому волк не стал глотать, а лишь вгрызался в мышцы и сухожилия. На глаза ему навернулась багровая тьма, сердце бешено колотилось под ребрами. В голове сверкали огненные вспышки.

Экстаз убийства не подвергается описанию. Это доступно лишь зверю.

Венозная и артериальная кровь смешивались, порождая единый коктейль. Его вкус был запретным и пряным, а запах — насыщенным и первозданным. Но, как ни странно, его заглушал другой — тот, что Курт ощущал, когда сидел в засаде. Дорогие духи забивали ноздри.

Наконец в голове немного прояснилось. Отстранившись, Курт понял, что терзает мертвое тело. Шея Майклсона превратилась в одну сплошную рану, из которой свисали лохмотья артерий и мышц. Белел позвоночник. Кровь, журча, стекала на асфальт. Вокруг головы успела образоваться немалая лужа — непроницаемая, матово-черная. Свет из окон отражался в ней разноцветными светлячками.

Правая нога Рода отбивала какой-то рваный ритм.

Волк вскочил на ноги. В дверном проеме показались какие-то фигуры, но, взглянув мельком на жуткую картину, поспешили захлопнуть дверь. В некоторых окнах раздвинулись шторы, выставляли напоказ роскошное убранство. На этом фоне маячили силуэты — тонкие и хрупкие. Привлеченные пальбой и криками, они старались что-нибудь разглядеть в ночной тьме.

Курт машинально оправил капюшон и посмотрел вокруг. Он мало-помалу сознавал, что все это натворил он. Мозг отказывался это принимать. Впервые за долгие годы кто-то из стаи преступил Завет, совершив это намеренно, да еще в ТАКОМ количестве. Старейшине, вне сомнения, подобное и в кошмарном сне присниться не могло.

Но об этом потом. А пока надо рвать когти, решил Курт. В борделе, вероятно, уже успели вызвать полицию. Бравые офицеры, как известно, неустанно охраняют покой платежеспособных клиентов.

Волк развернулся и пошел к воротам. В голове прояснялось, он с удивлением оглядывался. В голове огненно-кровавыми вспышками мелькали сцены нескольких последних минут. Вот телохранитель, булькая, зажимает изувеченное горло; вот мелькнула когтистая лапа…

Проходя мимо безволосого с пробитой глазницей, Курт помедлил. В голову ему пришла странная идея. Но — почему бы и нет? Нагнувшись над бездыханным телом, волк поднял пистолет и принялся разжимать мертвые пальцы. Те поддавались с трудом, будто дух телохранителя не желал и в загробном мире расставаться с оружием. Но наконец рукоять оказалась свободна. Курт поднялся на ноги и сунул пистолет за пояс.

Другой безволосый лежал в двух метрах. Пули разворотили череп, снесли часть скальпа и обнажили мозг. Курт хладнокровно взглянул на белое лицо, после чего снова нагнулся. К этому трупу он имел лишь косвенное отношение. Откинув полу пиджака, Курт достал из кобуры пистолет — увесистый, черный, с массивной рукоятью.