По волчьим следам - Диана Чайковская

кто-то из семьи внезапно находил целый мешок каменьев в ручье или во внутреннем дворе. Мать Чонгара, ясноокую Айнур, тоже пообещали горному змею. Тот захотел её в ночь перед венчанием с женихом.

Поэтому Айнур сбежала, причём не просто в соседнее воеводство, а в другую часть княжества – туда, где не были властны ящеры. Что стало с её семьёй, Чонгар не знал и не хотел знать.

Мать рассказывала ему, что из-за ящеров к девицам относились бережнее и мягче. Старались прятать – и в то же время растить в трудолюбии и веселье, чтобы девка не заскучала и не решила выйти к околице. Бывало и такое, когда сватали за нелюбимого – и тогда девки сбегали из дома к ближайшей речке и заводили песню, звонкую и яркую. Эта песня приманивала змей, и девка исчезала.

– Нет ли у тебя других дел в Хортеце? – спросил Баат, хитро ухмыляясь.

– Есть, – соврал Чонгар. – Хочу повидать одного купца, что ездит на ярмарку по весне. Говорят, он возит славные гребни из, – он запнулся, – Подзмейного воеводства.

– О-о-о, – протянул тот. – Подзме-ейное… Вспоминаешь?

– Нечего вспоминать, – он показательно зевнул. – Но украшения оттуда возят и впрямь… дивные. Словно не из нашего мира.

Дальше ехали молча. Градька рвался вперёд, словно сам чуял волчонка. Чонгар осаждал его, натягивая поводья, мол, нет, нельзя рваться изо всех сил при чужаке-чародее. Да, не так относятся к витязям, с которыми дрались рука об руку. Наверное, виной всему лисья натура Баата, что так и выпирала, и подозрительность Чонгара.

Что всё-таки столь славный воин делал в богами забытом месте? Звенец-то находился поодаль. Если бы Баат ехал прямиком оттуда, они бы пересеклись уже в Хортеце. Или он почуял Чонгара раньше и решил увязаться из любопытства? Баат мог.

Стены Хортеца приближались. Волчонок был уже там. Может, прятался, а может, пировал – кто знает. Баат тоже чуял его, потому и ускорился, вынудив свою лошадь бежать быстрее. Вот только ярмарка, чтоб её! Чонгар поравнялся с Баатом и печально усмехнулся, завидев цепь обозов и телег, что тянулись по большаку. В одну из таких уткнулся Градька. Телега скрипнула и отъехала на локоть.

– Застряли, – подытожил Чонгар.

– Погоди, – покачал головой Баат. – Мы ведь выполняем волю князя!

– Ага, – невесело отозвался он. – Завопи на весь ряд – и волчонок точно тебя услышит. Или его дружки. Он ведь не один. Или…

– Я понял тебя, – с нажимом произнёс Баат.

Они не стали озвучивать очевидное: если княжич проскользнул в город, то у него там наверняка были союзники, может, даже среди стражников. Судя по тому, что волчонка до сих пор не поймали… Чонгар оскалился. Да, выискивать открыто – плохая задумка. Тут-то ошиблись многие: витязи, желая поймать Томаша побыстрее, скорее всего, кричали вовсю, что они от Великого князя. Поэтому волчонок уходил и прятался.

И тень слать – бесполезная морока. Чонгар убедился в этом. Напрасно тогда колдовал – лучше бы переждал ночь, отдохнул и подкрался незаметно, а так только силы зазря потратил. Хорош охотник, что сам спугнул зверя!

– Думаешь, не сбежит подальше? – осторожно спросил Баат.

– Не для того он в Хортец сбежал, чтобы по лесам бегать, – хмыкнул Чонгар.

На свою беду, между прочим. В лесу-то его не достать, а тут вот, подходи и хватай, лишь бы не на глазах у толпы, иначе заступятся. Лучше ночью, когда все спят, схватить прямиком в постели, украсть кольцо, чтобы не смог надеть звериную шкуру – и всё, вот он, голубчик.

Пальцы зазудели. Чонгар мысленно торопил обозы впереди и надеялся, что в этот раз он успеет, а в пути избавится от Баата, необязательно убьёт – всё же они вместе сражались, – скорее опоит сон-травой и оставит на чужом дворе. Как же это было по-лисьи!

VIII. Пир и плач

Любое лихо не лежит тихо.

Народная поговорка1.

Тяжела ноша посадника: весь день крутись, выслушивай жалобы, твори суд, давай советы, сам советуйся, разбирай берестяные послания и постоянно думай, как достать побольше зерна, дожить до посевов да откупиться от князя, когда тот соберётся ехать на полюдье. А тут ещё и княжеский сынок падает, как ком снега на голову посреди терема!

Томаш прекрасно понимал, о чём думал Горята, оттого внимательно следил за ним. Посадник пригладил седую бороду, окинул взглядом княжича и схватил рукой куриную ногу. В полумраке блеснули цветастые перстни. Казалось, Горяте не было дела до волколака. Впрочем, надо отдать этому прохвосту должное: увидев Томаша, он не стал поднимать шум и приказал ключнице проследить, чтобы сенные девки не трепались языками. Подумаешь – волк в тереме посадника!

– Тебя уже все обыскались, – сказал он наконец. – У Кажи… У Великого князя сердце не на месте, пока ты невесть где колобродишь.

«Избалованный мальчишка!» – читалось в его глазах. За такие слова стоило бы наброситься и разорвать ему руку до крови. Неслыханная наглость! К счастью, Томаш осознавал: сила не на его стороне.

– Я возвращаюс-сь, – он хмуро осмотрел Горяту. – Пош-шли вес-сточку в Звенец и прикаж-жи не прес-следовать больш-ше. Иначе будет труднее.

– Хочешь – витязей дам? – предложил посадник. – Еды, коней хороших, стражу…

О да, чтобы всех их перерезали по пути. Нет, в дороге Томаша защитит лес, а потом уже – гридница и Славена. Уж кто-кто, а дружина Кажимера недолюбливала чародеев, но только тех, которые не умели держать меча в руках и отказывались служить Великому князю, мол, не воины они, а трусы, что плетут сети чар и прячутся по закоулкам.

Старший братец сам воспитал их так – из страха перед сильной ворожбой, которая могла достать где угодно, и с надеждой, что однажды все чародеи Звенецкого княжества будут у него на службе.

– Так что? – хмыкнул Горята.

Томаш помотал головой, мол, ничего не надо – только не беспокой, не трожь, и люди твои пусть ослепнут и перестанут видеть, что в Хортеце ошивается волко-лак.

– Я не позволю, чтобы меня волокли, как смердящ-щего пс-са на цепи, – Томаш оскалился. – Прос-сто не говори тем, кто ищет.

Меньше слухов. Но этого недостаточно, чтобы сбить охотника со следа.

– С-сегодня я ос-станусь у тебя, – он выдохнул. – Переночую, а завтра… А завтра поговорим о делах.

Интересно, распознал ли Горята ложь? Конечно, Томаш не собирался оставаться надолго – отоспится, затем стащит что-нибудь ценное, но непримечательное и исчезнет. Ему нужно было поспать спокойно хотя бы раз, но теперь, глядя в прищуренные глаза Горяты, Томаш был уверен: посадник хочет его поймать и привести в Звенец. Сам, чтобы выслужиться перед Кажимером. Нет, не будет он тут в безопасности, как не был и в лесу, где каждый шорох отзывался воем Добжи.

Направляясь к детинцу, Томаш думал иначе – надеялся выдохнуть и затаиться в тереме. Как же он ошибался! Что гридни, что Горята –