Пламя Севера - Алексей Витальевич Осадчук

Я сделал вид, что хочу тотчас рвануть в сторону стола конунга, но Эймунд Ларссон вздрогнул и шагнул назад. Его и без того бледное лицо было сейчас похоже на гипсовую маску.

А я лишний раз убедился в том, насколько могущественна гильдия сумрачников. Даже жрецы Хлада Жуткого опасаются связываться с ними.

— Нет нужды делать это прямо сейчас, мессир, — стараясь скрыть волнение, произнес жрец. — Вам не стоит омрачать этот праздник ненужным скандалом.

— Но, ваше преподобие, вы же только что… — начал было я, но жрец уже развернулся и, не слушая меня, довольно шустро рванул в сторону стола, где размещались его братья.

Я сел на скамью под веселые улыбки Жан-Луи и Сигурда. А спустя несколько минут к нам подошел Оливье де Бельмон, камергер принца Луи.

— Мессир Ренар! Его высочество требует вас к себе.

Глава 8

Винтервальд. Фьёрдград. Восточное крыло Жемчужного дворца.

Дворец конунга, который по какой-то необъяснимой для принца Луи причине назывался «Жемчужным», был мрачным и безвкусным строением. Правда, та часть дворца, где жила принцесса Астрид и где сейчас обедал младший сын короля Вестонии со своими придворными, была неким исключением.

В этом уголке дворца, пусть довольно топорно и неумело, была осуществлена попытка создания изысканности и роскоши, которая после долгого и отвратительного путешествия приятно удивила принца Луи.

Стены были украшены дорогими тканями и произведениями искусства из разных стран, а полы выложены розовым мрамором с пусть и простеньким, но приятным орнаментом.

Большие окна с видом на горный пейзаж наполняли помещение холодным северным светом, отражавшимся в золотых статуэтках и вазах.

Центральной частью этого пространства был обеденный зал, где принц Луи и принцесса Астрид, а также их придворные сидели за длинным богато украшенным столом, который был сервирован серебряной, а также, о чудо, фарфоровой посудой!

По обеим сторонам зала располагались несколько зон отдыха, где можно было пообщаться с гостями или просто расслабиться после обеда. Эти зоны были обставлены мягкими диванами и креслами, окруженными небольшими столиками с цветочными композициями, доставленными из личных оранжерей принцессы. Вестонская мебель, свежие цветы зимой, фарфоровые блюда и серебряная посуда — конунг Винтервальда явно не скупился на капризы своей дочери, которая с самого детства тяготела к культуре южных соседей.

В глубине этой части дворца, куда принцу Луи был закрыт доступ, находились жилые покои принцессы Астрид. Со слов его приближенных, которые всячески норовили предоставить своему принцу побольше информации о его будущей невесте, для чего они щедро одаривали слуг принцессы, ее личные покои были отделаны не менее щедро и богато.

Вопреки мнению, сложившемуся за время пути на север, что, мол, принцесса варваров спит в пещере на ложе из шкур диких зверей, ее слуги уверяли приближенных принца в том, что дочь Острозубого является хозяйкой покоев, обставленных на вестонский манер.

Принц Луи охотно в это верил, так как и сам изволил почивать на большой кровати с балдахином, в просторных покоях, где имелась гардеробная, ванная комната с мраморной ванной и рабочий кабинет. Ему потом сообщили, что принцесса Астрид лично следила за приготовлениями этих покоев для него.

В этой более или менее сносной обстановке принц Луи и его придворные проводили свое время. При этом младший сын Карла III, превозмогая свое уныние, очень старался делать вид, что наслаждается гостеприимством и великолепием Жемчужного дворца.

Сегодня, впрочем, как и почти всегда, Принц Луи, погруженный в мысли о маркизе де Гонди, которая осталась далеко в Вестонии, в Эрувиле чувствовал себя угнетенным и изнемогающим от тоски. Его сердце билось в такт воспоминаниям о маркизе, и разлука с ней стала для него пыткой.

Поначалу принц Луи пытался скрыть свои чувства от окружающих, но с каждым днем, чем дальше посольство удалялось от столицы Вестонии, тем его уныние становилось все более заметным. Его некогда живой и бодрый взгляд утратил свой блеск, а щеки побледнели, придавая его лицу мучительное выражение.

Во время путешествия принц Луи часто отстранялся от своих придворных, предпочитая уединение в своем походном шатре или карете, где он проводил долгие часы, размышляя о своей любви и вздыхая по маркизе.

С собой в дорогу он взял все старые письма его прекрасной Бланки, которые медленно перечитывал, наслаждаясь каждой буковкой и завитком, вышедшими из-под ее пера. Иногда он отрывался от чтения и подолгу вглядывался в однообразные северные пейзажи. Его глаза смотрели в никуда, мечтая лишь о встрече с возлюбленной.

Луи стал замкнутым и малообщительным, что вызывало тревогу у его друзей и придворных. Они не узнавали жизнерадостного и обаятельного принца, которого знали раньше. Некоторые из них даже пытались развлечь его, но все их усилия были безуспешными.

Так его высочество, истязаемый любовью и разлукой с маркизой де Гонди, медленно терял радость жизни, и его сердце становилось все тяжелее и тяжелее от тоски, которую он не мог унять.

Принц Луи грустил не только по маркизе де Гонди, но и по всему тому, что составляло его жизнь в Эрувиле. Его картины и книги, балы и приемы, проходившие без него, казались недосягаемыми, как будто ушли в прошлое.

Особенно тяжело ему давалось отсутствие возможности работать над постановкой собственной пьесы, в которую он вкладывал столько души и сил. Его театр, его актеры, которых он очень долго и кропотливо собирал по всей стране, остались там, в Эрувиле.

А ведь в этой постановке принц планировал сыграть главную роль влюбленного менестреля, обольщающего знатную молодую аристократку. Он мечтал забрать с собой в путешествие на север всех своих актеров, чтобы продолжить работать над пьесой и воплотить свою мечту в жизнь.

Однако отец запретил ему делать это, утверждая, что в Нортланде должен появиться принц Луи-победитель, а не принц Луи шут и менестрель. Эти слова глубоко задели чувства Луи. Ведь он прекрасно знал, кто именно насоветовал отцу так поступить. Рано или поздно обязательно придет тот день, когда этот мерзкий Кико еще ответит за свои козни и насмешки.

Тоска по прошлой жизни и творческие муки стали еще острее ощущаться, когда посольство, наконец, добралось до Винтервальда. До этой варварской страны, которую населяли люди, казалось, застрявшие в древней эпохе.

Первые дни принц, за исключением обязательных обедов и ужинов, часто проводил время в отведенных для него покоях, раздумывая о том, как было бы замечательно вернуться к работе над постановкой пьесы и окружить себя людьми,