Крутые мужики на дороге не валяются - Катрин Панколь

Он паркуется у крыльца, выходит из машины, сигналит. Дверь открывает незнакомая дама. В свете фар видны стройные ноги, ярко-красные ногти, черные босоножки на высоких каблуках. Приподнявшись на носках, дама тянется к отцу. Стройные ноги сгибаются и разгибаются. Разрез длинного черного платья доходит до самых ягодиц. Руки отца жадно мнут ткань платья. Девочка включает фары на полную мощность, чтобы получше разглядеть соперницу. Та стоит, заслонив локтем глаза и вытянув шею, пытаясь понять, кто приехал вместе с отцом. Девочка видит полные красные губы.

Отец с гордостью собственника представляет их друг другу.

— А это моя дочь, — говорит он.

Девочка сидит прямо, готовая принять удар. Влажные руки теребят обивку сиденья, позвоночник норовит согнуться, шея не слушается, но она изо всех сил старается вести себя хорошо. Она обещала.

Она готова услышать имя соперницы.

Ей холодно. Дом кажется уродливым. Дверь облупилась, петли заржавели, роза завяла. Хочется плакать, но это не положено. Он рассердится, оттолкнет ее еще дальше. Она должна молча смотреть, как ботинки отца семенят за черными шпильками соперницы.

Мадам Лерине.

Вечер с Аланом был заранее обречен на провал. Боль не отпускала ни на минуту, что не прибавляло мне изящества. Я с трудом ковыляла по квартире, натянув на забинтованную ногу огромный белый носок. Было очевидно, что я не смогу надеть ни изящные лодочки, ни узкие мокасины. Даже прогулочные кроссовки или ботики на высокой платформе едва ли удастся натянуть. Придется идти в безобразных растоптанных старых башмаках. При таком раскладе выглядеть хоть сколько-нибудь сексуально невозможно в принципе. Эти башмаки не раз спасали меня в непогоду, без труда налезая на теплые шерстяные чулки, но сегодня… От ног перейдем к рукам! Ужас! Красные, распухшие пальцы усеяны мелкими трещинками, ногти — белым точками. И все из-за коврика! Едва Бонни завершила свой утренний туалет — теплая ванна плюс сеанс кривлянья перед зеркалом, — как я уже бежала в ближайшую аптеку за чудесным пятновыводителем, который обещал справиться с кровавым пятном. Пятнадцать долларов девяносто пять центов за баночку. Конечно, дешевле, чем майское ухо, но все-таки отдавать такие деньги за какой-то сомнительный состав… Вооружившись ценным зельем и белой тряпочкой, я немедленно взялась за дело и чуть не задохнулась. Гнусная жидкость щипала пальцы, разъедала кожу, раздражала ноздри, вызывая приступы тошноты и дурноты; белые диваны плавно кружились по гостиной. Зато действовала эта отрава безотказно. Вскоре от красного пятна не осталось и следа, вместо него проступило другое — белоснежное, оставшаяся часть коврика была несколько темнее. Теперь мне предстояло справиться с новой проблемой: равномерно подкрасить весь коврик, точнее говоря, подпачкать, чтобы из ослепительно-белого он стал грязновато-белым. Такая задача под силу только опытной хозяйке. Я комкала тряпку, чесала затылок, грызла ногти и наконец нашла достойный выход из тупика: намазала коврик тональным кремом. Как мы помним, ничто не проникает в человеческую кожу, зато ткань коврика впитает что угодно! Все это меня чрезвычайно позабавило. Я сидела на полу, наблюдая, как белоснежное пятно, переливаясь, исчезает с поверхности ковра, и чуть не забыла про свидание. Надо сказать, что к этому моменту я была уже слегка навеселе под действием вредных паров.

Услышав, что в замке поворачивается ключ, я быстро опомнилась. Бонни возвращалась домой веселая, как стрекоза. Она обменялась остротами с Уолтером и с порога одарила меня ослепительной улыбкой, которая мгновенно испарилась, когда Бонни заметила, что я до сих пор пребываю в носках и штанах.

— Ты что, еще не готова? — возмущается она. — Уже половина восьмого. Через полчаса сюда явится Алан…

Я устремляюсь в ванну, но Бонни меня не отпускает. Усевшись на унитаз, она продолжает допрос:

— Ты хотя бы придумала, что надеть?

Я растерянно молчу.

— Одолжить тебе что-нибудь?

Укрывшись за шторкой, я бормочу что-то невнятное в надежде на время нейтрализовать Бонни, а сама напряженно соображаю. У меня проблема со шмотками, точнее, с элегантными женскими шмотками. Мы враждуем не первый год. Они то и дело пытаются меня соблазнить. Переливаются всеми красками, сверкают, дразнят и… гаснут, стоит мне до них дотронуться. Я жадно разглядываю витрины магазинов и страницы модных журналов. Классные прикиды подмигивают, заманивают, заставляют себя купить, величаво заполняют шкафы. Я живо представляю себе, как они спускаются по лестнице, усаживаются на диван, падают в объятия прекрасных незнакомцев, и вдруг с ужасом замечаю: они пусты, я оказалась за бортом.

Так они и живут безвылазно у меня в шкафах.

Ну не умею я их носить, все эти облегающие костюмчики, платья с нескромными вырезами, юбки с разрезами от бедра. Элегантные дамы поглядывают на собственные туалеты свысока, умело используют по назначению. А у меня все наоборот. Наряды полагают, что я их не достойна, и обращаются со мной с крайним презрением, если не сказать — издевательски. Я прекрасно себя чувствую без всякой одежды. Или в джинсах. А шпильки, увы, не для меня.

Иногда мне кажется, будто в платяном шкафу поселилось привидение и мешает мне превратиться в неотразимую леди.

Я стараюсь изо всех сил. Покупаю великолепные туалеты. В огромном количестве. Навещаю их в шкафу, поглаживаю, пытаюсь приручить, бережно снимаю с вешалок, раскладываю на кровати, нахваливаю. И тут начинается… Они смотрят на меня и ухмыляются: «Ты будешь выглядеть нелепо! Ты что, в зеркало на себя не смотришь? Ты нам не подходишь!»

Не подхожу, значит.

Да кто вы такие?

С какой стати командуете мной?

Иногда я оказываюсь сильнее. Заставляю какую-нибудь шмотку провести на мне целый вечер. Затыкаю уши, прижимаю локти к телу, а то еще сбежит ненароком. Если я решаю побыть настоящей леди, это серьезно.

Но чаще всего я сдаюсь. Напяливаю джинсы, футболку, показываю разноцветному тряпью язык и убегаю.

Сегодня вечером у меня нет выбора. Старые башмаки сочетаются исключительно со старыми штанами. В любом случае, стараться я нынче не намерена: мне предстоит не свидание, а встреча с благодетелем.

— Так что ты решила? — спрашивает Бонни, нетерпеливо постукивая пальцами по краю раковины. Мое молчание действует ей на нервы.

— Не знаю. Видишь, что с ногой? Я споткнулась, задела за край тротуара. Теперь трудно что-то подобрать.

С этими словами я демонстрирую пострадавший палец, надеясь, что Бонни, располагая всеми необходимыми данными, придет к тому же выводу, что и я. Она с глубоким отвращением смотрит на мою ногу и, глядя на меня, как взрослый человек на неразумное дитя, подтверждает, что с такой раной действительно трудно что-то подобрать, после чего теряет ко мне всякий интерес, поднимается с унитаза и уходит к себе.

Когда Алан звонит в дверь, я выхожу навстречу ему в старых башмаках без каблуков, серых штанах, длинном сером свитере и мужском плаще. Ни попка, ни грудь в таком наряде не просматриваются. Я не соблазнительница, я уклонистка, спокойная и улыбчивая.