Кукла-талисман - Генри Лайон Олди

– В театре, Сэки-сан, я видел «Ночную песню погонщика Ёсаку из Тамба» за авторством блистательного Тикамацу Мондзаэмона. Представление? Вечером? Зачем мне представление, если небеса подарили мне возможность наблюдать за репетицией великого Кохэку?! «И негде сменить нам усталых коней!» Он играл роль Коман, служанки из придорожной харчевни.

Вспомнив наставления актера, я всплеснул руками:

– Это было восхитительно!

– Рэйден-сан, да вы знаток! – ахнул секретарь Окада.

– Знаток, – согласился архивариус Фудо.

Господин Сэки промолчал.

– Да, – сказал настоятель Иссэн. – Это здесь.

Старый монах топтался на месте, на том самом месте, где Сакаи Рокеро вчера расшиб лоб. Год назад, будучи пьяным и очарованным, Сакаи счел это место благополучным домом, где его ждут неземные наслаждения. Кое-что его действительно ждало – ревность, ярость, чужие пальцы на горле.

Эти пальцы Сакаи Рокеро сейчас называл своими.

– Никаких сомнений, – бормотал старик. – Я чувствую присутствие онрё. Здесь все пропитано местью. Неутоленная страсть, гнев, злоба – у меня голова болит от бурления чувств. Вы умница, Рэйден-сан. Как хорошо, что вы не забросили следствие! Эта могила нуждается в погребальных обрядах, как умирающий от жажды – в глотке воды.

Монах наклонился, поднял чью-то ритуальную дощечку с верхушкой в виде пятиярусной пагоды. Взмахнул, словно веером:

– Господин Имори, конечно, насильник, но он правильно сделал, что сбежал из города. Останься он в городе, и онрё быстро добрался бы до него. Господин Имори сбежал, лишив духа, привязанного к Акаяме, возможности отомстить. Вот онрё и взялся за самураев, подобных господину Имори…

В последнее время я редко видел святого Иссэна. Случайные встречи, когда монах с послушниками собирал пожертвования на храм; деликатная беседа о том, почему меня не переводят в столицу – вот, пожалуй, и все. Мы могли бы встретиться на похоронах дознавателя Абэ, но меня туда не пригласили: да, сослуживец, но не близкий друг и не значительная личность, появление которой – честь для усопшего. Смена сезонов года, уйма перемен, так мало свиданий, а казалось, мы расстались вчера. Помню, после Фукугахамы, откуда я чудом возвратился живым, я спросил, как называются книги, которые старик внезапно решил мне подарить. «Повести о карме» и «Рассказы ночной стражи», – сказал он. – Есть и третья, но мне не удалось ее приобрести…»

Каюсь, я так и не собрался их прочесть. Боюсь, Иссэн отыщет третью книгу раньше, чем я возьмусь за первую. Вот стыдоба будет!

Время шло, а старый монах ни капельки не изменился. Сухонький, маленький, подвижный как обезьянка. Лицо изрезано морщинами: неповторимый узор лет. Здесь и сейчас, на кладбище Куренкусаби, он был… Как бы вам объяснить? На своем месте, вот. Актер Кохэку наслаждался каждым шагом по сцене, какие бы страсти ни терзали человека, которого актер представлял. Настоятель Иссэн всей душой впитывал каждое дуновение кладбищенских сквозняков, чувствуя свою ответственность, изнывая от желания помочь – и, уж простите за странное подозрение, наслаждаясь возможностью принести очевидную пользу.

Не знаю, достойно ли это для монаха, которому приличествует сердце, подобное сохлому дереву, и разум, схожий с горсткой пепла. Но я буду последним, кто упрекнет за это Иссэна Содзю.

– Здесь, конечно, хорошо бы поставить храм…

– Что? – ахнул я.

– Храм, – нимало не смутившись, повторил старик. – В местах, где завелся онрё, в древности ставили храмы. Это умиротворяет духа, а если нет, то хотя бы запирает его, не позволяя причинять вред. Сейчас, конечно, власти воспротивятся такой идее. Да и где взять средства на постройку?

Это точно, отметил я. Господин Сэки обещал заплатить за обряды, но вряд ли управа раскошелится на строительство храма.

– И все же мы поставим здесь храм, – воодушевился настоятель. – Пусть не настоящий, и даже не каменный… Камень – это слишком долго, а нам следует поторопиться. Рэйден-сан, вам не обязательно присутствовать при обрядах. Я справлюсь сам. Если что, мне поможет Гонза…

В обитель к старику я прискакал на лошади. При всей моей нелюбви к езде верхом я взял лошадь в казенных конюшнях, справедливо полагая, что время не ждет. Вот и монах говорит, что следует поторопиться. К сожалению, усадить старика в седло не представлялось возможным – и на кладбище мы отправились пешком в сопровождении упомянутого Гонзы. Второму послушнику было дано поручение вернуть лошадь обратно в конюшни – не при храме же ее оставлять?

Надвигался вечер. Зная про онрё, в особенности про любовь духа к молодым самурайчикам, я ежился от липкого озноба. Впрочем, настоящего страха не было – это рядом-то со святым Иссэном?

– Отправляйтесь в город, Рэйден-сан. На Большой Западной улице отыщите лавку мастера Куродо. Они изготавливают ларцы и шкатулки. Скажите, что мне нужен храм.

Старик сошел с ума, подумал я. Мастер Куродо выгонит меня взашей.

– Храм высотой до колена, из дощечек криптомерии. Если смотреть через центральные врата с наружной стороны, должны быть видны четыре проема. В каждом пусть мастер поставит фигурки божеств-охранников, вырезав их из кипариса. Имена хранителей Дзикокутэн, Дзотётэн, Тамонтэн и Комокутэн. Вид их должен выражать гнев и ярость, желательно в крайней степени. Два центральных проема будут служить входом и выходом, но их надо разделить столбом, который, напротив, станет препятствовать выходу и входу. Запомнили?

Я с неуверенностью кивнул.

– Если что-то забудете, не беда. Просто скажите Куродо: «Недостойному монаху требуется храм-замо́к». Мастер все поймет и сделает, как надо. Он уже работал с подобными заказами. После этого вы можете не возвращаться на кладбище. Идите домой, ложитесь спать. Изготовление такого храма – дело небыстрое. Велите мастеру послать ко мне мальчишку, когда все будет готово. Я с послушниками установлю храм без вашей помощи.

– Он сгниет, Иссэн-сан.

– Кто сгниет?

– Ваш храм. Криптомерия, кипарис; жалкие дощечки, резные фигурки. Дождь, снег, ветер, летний зной… Как быстро от храма останется кучка гнили?

Монах засмеялся:

– Храмы не гниют, Рэйден-сан. Да, от изделия мастера Куродо останется в итоге кучка гнили. Так ведь и от моих обрядов, несущих мир и покой несчастной банщице Юко, к ночи останется лишь жалкое сотрясение воздуха. Но, поверьте, молитвы продолжат звучать даже после того, как я закрою свой беззубый рот и удалюсь прочь. Если вы их не услышите, то душа банщицы услышит наверняка. А храм-замо́к пребудет здесь вовеки, даже если он сгниет до последней дощечки. Подножием он упрется в преисподнюю, крышей вознесется до небес. Дождь? Ветер? Молния вашего небесного тезки не причинит ему вреда. Вы мне верите?

Я кивнул.